Бездна

"Должно, започивали въ самдѣлѣ", рѣшила она, "потому ежели теперича и сына у нихъ роднаго забрали, такъ это они вполнѣ чувствовать не могутъ; потому все, почитай, какъ не въ полномъ своемъ разсудкѣ,- и какъ если имъ, значитъ, во время свою плепорцію отпустить…"

Разсужденія своего она до конца не довела и, скинувъ для большей предосторожности стоптанные башмаки свои, которые сунула тутъ же подъ ближайшее кресло, поспѣшно понеслась босикомъ въ корридоръ, пугливо прижимаясь во мракѣ къ стѣнкѣ и со страстнымъ любопытствомъ направляясь на свѣтъ, слабо выбивавшійся изъ буфетной.

Туда только-что вошло теперь новое лицо: невысокаго роста молодой человѣкъ, лѣтъ двадцати восьми, съ жиденькими бѣлокурыми волосиками на кругленькой головкѣ и золотымъ pince-nez на вздернутомъ къ верху пуговкой носикѣ. Это былъ товарищъ прокурора, Тарахъ-Таращанскій (товарищи по Училищу Правовѣдѣнія называли его "Трахъ-Тарарахъ",), заигравшійся въ ералашъ у предсѣдателя Управы, въ городѣ, и потому нѣсколько опоздавшій своимъ прибытіемъ (онъ вмѣстѣ съ жандармскимъ полковникомъ состоялъ членомъ той же особой коммиссіи по политическимъ дѣламъ и извѣщенъ былъ имъ своевременно объ имѣвшемъ быть въ Юрьевѣ арестованіи).

Онъ тѣмъ болѣе, казалось, старался придать внушительности своей наружности, чѣмъ менѣе дано ему было отъ природы. Онъ глядѣлъ надменно сквозь свои оптическія стекла, и все лицо его имѣло такое выраженіе, будто онъ говорилъ себѣ въ это время: "Ахъ, какъ здѣсь скверно пахнетъ"!

Въ расположеніи духа онъ былъ сквернѣйшемъ: во-первыхъ, проигралъ у предсѣдателя пять робберовъ сряду, а, во-вторыхъ, выходя изъ тарантаса, запнулся высокимъ каблукомъ о подножку, упалъ и нѣсколько зашибъ себѣ колѣнку.

— Тутъ у васъ самъ чортъ ногу переломитъ, говорилъ онъ фальцетомъ, фыркая и морщась, Фурсикову, выбѣжавшему на шумъ его экипажа встрѣчать его въ сѣни съ огаркомъ въ рукѣ. — Что, накрыли? коротко и какъ бы презрительно кинулъ онъ ему вопросъ.

Агентъ передалъ ему обо всемъ происшедшемъ.

— Такъ!… Гдѣ-жь это у васъ тамъ? Проведите! произнесъ онъ повелительнымъ и скучливымъ голосомъ.

Онъ вошелъ, прихрамывая, въ буфетную, не протянулъ, а сунулъ, не размыкая пальцевъ, всю руку свою въ руку жандармскаго штабъ-офицера, тутъ же отдернулъ ее и проговорилъ сквозь зубы: "вы безъ меня уже все покончили, кажется", закинулъ голову въ сторону арестанта, котораго одинъ изъ жандармовъ держалъ за локоть.

— Это что за живыя кандалы! грозно крикнулъ онъ вдругъ:- прочь руки!

Ошеломленный служивый поспѣшно вытянулся, пристегнувъ по формѣ эти руки во шву своихъ брюкъ, и вопросительно покосился въ сторону своего начальника.

Полковниуъ только чуть-чуть поморщился.

— Господинъ Буйносовъ? спрашивалъ между тѣмъ арестанта, разглядывая его съ любезною, словно поощрительною улыбкой, товарищъ прокурора. И тутъ же:- Вы, впрочемъ, нисколько не обязаны отвѣчать, поспѣшилъ онъ прибавить, — дѣло слѣдствія уяснить и опредѣлить вашу личность.

Онъ отошелъ опять въ полковнику и проговорилъ скороговоркой:

— Ничего не нашли при немъ?

— Были, по всей вѣроятности, у него прокламаціи и эти ихъ книги, отвѣчалъ вполголоса тотъ досадливымъ тономъ, — но это, кажется, успѣли уничтожить… У него тутъ двѣ сестры, пребойкія, повидимому, дѣвицы. Я просилъ господина исправника понаблюсти за ними, пока я тутъ… распоряжался. Но, кажется, поздно. Онъ сейчасъ передавалъ мнѣ: по его мнѣнію, онѣ все сожгли въ печкѣ предъ тѣмъ, какъ онъ вошелъ къ нимъ. Онъ слышалъ, входя туда, запахъ жженой бумаги…

Таращанскій разсмѣялся, словно ужасно обрадованный:

— Само собою! Что же вы думаете, всѣ эти лица глупѣе насъ съ вами, полковникъ? проговорилъ онъ почти громко.

Сливниковъ, вертѣвшійся около разговаривавшихъ, поспѣшилъ заявить въ свою очередь, таинственно наклонясь къ его уху:

— Un petit обыскъ у этихъ дѣвицъ ne serait pas à dédaigner, monsieur le substitut, подчеркнулъ онъ, считая нужнымъ дать понять, что мнѣ-молъ, видите, извѣстно даже то, какъ называется во Франціи товарищъ прокурора: — ce sont des personnes fort délurées, et même très insolentes, промолвилъ онъ, напирая (очень ужь онъ чувствовалъ себя оскорбленнымъ этими "дѣвицами").

— Вы же сами сейчасъ говорили полковнику, что эти "дѣвицы" успѣли уже все сжечь, пренебрежительно отвѣтилъ ему Таращанскій, не глядя на него и вертя вокругъ пальца шнуркомъ своего pince-nez, — чего же тамъ еще искать!.. И какъ это вы всѣ, господа, любите безполезно усердствовать! проговорилъ онъ вдругъ на манеръ сентенціи: — арестуютъ теперь эту молодежь десятками по всѣмъ угламъ Россіи, и у всѣхъ одно и то же находятъ: тѣ же прокламаціи, та же Сказка о четырехъ братьяхъ… Возы этого добра въ Москву навезли. Лишній экземпляръ вамъ что-ли нуженъ?..

Онъ пожалъ плечами, прищурился на молча внимавшее ему серьезное лицо пожилаго штабъ-офицера и пропустилъ какъ бы въ спеціальное назиданіе его:- Раздули все это юное фантазёрство въ государственный заговоръ и…

Громкій голосъ арестанта не далъ ему договорить:

— Что же вы, долго меня на ногахъ держать будете? насилованно грубо говорилъ онъ:- я усталъ, спать хочу.