— Конь в пальто, — любезно ответил Михаил, ненавидевший эту манеру — звонить на ночь глядя или, наоборот, ни свет ни заря незнакомому человеку и, даже не подумав представиться, спрашивать, кто у телефона. — Кого надо-то?
— Тебя, дорогой, — сказал голос в трубке, — тебя, уважаемый!
Акцент был едва уловимым, и кто-то другой, возможно, его бы не расслышал. Но ухо бывшего солдата, с автоматом наперевес прошедшего Первую чеченскую, коренного москвича, с некоторых пор привыкшего видеть вокруг себя больше кавказцев и уроженцев Средней Азии, чем братьев-славян, распознало его мгновенно, и Михаил понял, что это не ошибочное соединение, а именно тот звонок, ради которого ему вручили телефон.
— Как ты себя чувствуешь, дорогой? — продолжал безымянный телефонный голос.
— Нормально я себя чувствую, — процедил Михаил. — Как огурчик. Чтоб ты себя всю жизнь так чувствовал, как я сейчас!
— Ай, молодец! — похвалил голос. — Слушай, я хотел узнать: тебе вещи вернули? — спросил он деловито.
— Да, — лаконично ответил Михаил.
— А где «спасибо»? Люди старались, воров искали, объясняли, что нельзя хорошего человека обижать, и где благодарность?
Михаил криво улыбнулся.
— А ты приезжай, — посоветовал он. — Я тебе свою благодарность выражу лично. Так сказать, непосредственно, с глазу на глаз.
— Приеду, дорогой, обязательно приеду. В свое время. Посидим, коньячку выпьем, шашлыком закусим, потолкуем… Кстати, с твоим банковским счетом тоже все в порядке, можешь проверить.
Михаила последнее сообщение ничуть не удивило — он ожидал чего-нибудь именно в этом роде. Нужно было быть полным кретином, чтобы не понять, что его подвергают грубой психологической обработке, стараясь окончательно сбить с толку, размягчить, сделать податливым. Вяленую воблу с той же целью колотят об стол, а Михаила Шахова сначала грабят, потом бьют морду в темном подъезде, а потом с шутками и прибаутками возвращают украденное и сулят небо в алмазах — естественно, на определенных условиях…
— Да ты просто волшебник, — сказал он в трубку. — Старик Хоттабыч. Может, вы мне и дачу заново отстроите?
— Этот сарай? — пренебрежительно переспросил голос. — Зачем тебе эта собачья будка, слушай? Купишь себе виллу в Майами, на «роллс-ройсе» будешь на дачу ездить! Жена и дочка станут каждое утро в океане купаться, свежие фрукты кушать, тебя благодарить! Не жизнь — сказка! Я тебе завидую, честное слово!
Михаил снова опустился в кресло и выкопал из кармана скомканного пиджака сигареты. Пачка была расплющена в блин, несколько сигарет сломались. Он выбрал целую, щелкнул зажигалкой и закурил. Болтовня собеседника, который явно чувствовал себя хозяином положения, его безумно раздражала, но он помнил о жучке, установленном в телефон коллегой Дорогина, долговязым Геной, и не спешил прерывать соединение. Их разговор наверняка прослушивали, и, если потянуть время, спецам из сыскного агентства, быть может, удастся определить, кто и откуда звонит.
— До конца жизни будешь отдыхать, — продолжал рассыпать цветы кавказского красноречия собеседник, — откроешь календарь, а там одни праздники! Только сначала, дорогой, надо немножко поработать. Совсем чуть-чуть, понимаешь? Работа легкая, приятная, и никто ничего не узнает, если сам не станешь лишнее болтать. Ну, ты как, согласен, нет?
Михаил сильно прикусил зубами фильтр сигареты. Главный вопрос, наконец, был задан, и вся его дальнейшая судьба зависела от того, как он на этот вопрос ответит. Положительный ответ формально означал не что иное, как государственную измену, а отрицательный стал бы смертным приговором не только ему, но и его семье. Словом, как сказал один юморист, выбирай, но осторожно…
Высаживая его из машины перед подъездом (и для пущей достоверности с самым невинным видом принимая плату за проезд), прикинувшийся таксистом Дорогин сказал: «Когда дойдет до настоящего дела, тяни время изо всех сил. Дело движется, но у них слишком большая фора: мы только что стартовали, а они уже в двух шагах от финиша. Тормози их, торгуйся, проси время на размышления… Только не перегни палку. Когда совсем припрут к стенке, соглашайся. В конце концов, подкинешь им дезинформацию. Пусть-ка они ее проверят, если такие умные!»
— Мне нужно подумать, — сказал Михаил.
— Э! — с огорчением воскликнул собеседник. — Что тут думать, слушай? Ты целые сутки думал, и что — ничего не придумал? Ты же умный человек, должен понимать, что для тебя хорошо, а что плохо! Себя не жалеешь — о жене с дочкой подумай!
— Слушай, ты, — свирепея, процедил Михаил. — Если ты их хотя бы пальцем тронешь…
— Перестань, дорогой! — перебил кавказец. — Зачем лишнее говорить? Зачем одному умному человеку другого умного человека пугать? Никого я не хочу пальцем трогать, и с тобой ссориться не хочу! Два умных человека всегда договориться могут, разве нет?
— Мне нужно больше денег, — сказал Шахов.