Мой отец прорыл подземный гараж для бесконечных проектов Неро, поэтому я спускаюсь ниже уровня земли, чтобы припарковаться, а затем поднимаюсь по лестнице на кухню. Там я бросаюсь обнимать Грету, чем немало ее шокирую.
–
– Ты и так готовишь, – отмечаю я.
– Я приготовила бы что-то получше.
– Я люблю все что, что ты готовишь, – отвечаю я, пытаясь выхватить ложку, чтобы попробовать соус.
Вместо этого Грета шлепает меня ею по костяшкам пальцев:
– Нет! Оно еще не готово!
Я обхватываю ее за полную талию и обнимаю снова, сжимая со всей силы и пытаясь оторвать от земли.
–
Я довольствуюсь тем, что целую ее в щеку.
– Я скучаю. Повар Гриффинов готовит дерьмовейшую еду в мире.
– При всем их богатстве они не могут нанять себе достойного повара? – удивляется Грета.
– Это сплошная полезная еда. Ненавижу.
Грету передергивает, словно я сообщила, что нам подают крыс.
– Нет ничего полезнее оливкового масла и красного вина. Питайся как итальянец и будешь жить вечно. Нет ничего хорошего в излишней худобе.
Я сдерживаю смех. Грете вряд ли доводилось бывать 50-фунтовой[37]
худышкой, да и я не совсем жердь, так что исходить из своего опыта в этом вопросе мы не можем. Но это и впрямь выглядит довольно жалко.– Где
– В комнате твоей матери.
Она имеет в виду музыкальную комнату. До встречи с моим отцом мать училась на классическую пианистку. Ее рояль до сих пор стоит в самой солнечной комнате на самом верхнем этаже вместе со всеми ее нотами и книгами по композиции.
В поисках
Я помню, как она сидела на этом самом месте. Я поражалась тому, как быстро летали ее руки над клавишами, хотя она была крошечной и ее ладони были не больше моих.
У меня мало других воспоминаний о матери. Я завидую братьям, которые знали ее гораздо дольше моего. Мне было всего шесть, когда
Она думала, что подхватила вирус, и закрылась в спальне, боясь нас заразить. К тому времени, как отец осознал, что мать серьезно больна, было уже поздно. Спустя всего два дня болезни она умерла от менингита.
Мой отец считал себя виноватым. И до сих пор считает.
Живя в криминальном мире, ты осознаешь, что в любой момент можешь потерять члена семьи. Галло потеряли более чем достаточно. Но ты не ожидаешь, что жизнь молодой и здоровой женщины может забрать какая-то внезапная болезнь.
Он увидел ее выступление в театре «Ривьера». Неделями задаривал ее цветами, духами и украшениями, прежде чем она согласилась встретиться.
Он ухаживал за ней еще два года, прежде чем
Не знаю, что она думала о его работе или его семье. Но, во всяком случае, она обожала его детей. Всегда говорила о своих трех красавчиках-сыновьях и обо мне, своем последнем маленьком сюрпризе.
У Данте ее концентрация. У Неро ее талант. У Себастьяна ее доброта. Я не знаю, что у меня – наверное, ее глаза.
Еще я немного умею играть на пианино. Но совсем не так искусно.
Я вижу, как
– Садись, поиграй со мной, Аида, – не оборачиваясь произносит он.
Мимо него невозможно пройти незамеченной. И не только в нашем доме со скрипучей лестницей.
Я сажусь рядом с ним на банкетку –
– Сыграй песню своей матери, – просит он.
Я ставлю пальцы на клавиши. Каждый раз мне кажется, что я забыла ее, – я бы не смогла сказать, как начинается мелодия или хотя бы ее напеть. Но тело помнит лучше, чем мозг.
Она играла ее снова и снова. Эта мелодия не была ни особо сложной, ни особо красивой. Просто той, что застряла у нее в голове.
Gnossienne No. 1 Эрика Сати. Странная и навязчивая композиция.
Она начинается ритмично, таинственно. Словно вопрос. Затем, кажется, следует ответ, сердитый, драматичный. И снова все повторяется, хотя и не совсем так же.
Здесь нет размеров или тактовых делений. Играй, как нравится.
– Что это значит? – спрашивала я