Бежит к рассвету река

– Постыдись, развратница! Ручонки свои шаловливые попридержи, – сказал я как можно серьёзнее. – В гости меня позвала, чтобы своими прелестями раздавить?

– В штаны не наделай от страха, герой-любовник! – заржала она. – У тебя и без того в них тесновато!

Пока Лида сотрясалась от смеха, я смотрел на колышущиеся под кофточкой груди, казавшиеся снизу особенно большими и как бы живущими своей отдельной от гибкого тела жизнью, прикидывая тем временем план спасения. Проще всего было усилием воли прервать провоцирующее шоу не в меру пылкой квартирантки и без лишних слов ретироваться. Однако я знал, что своим вызывающим поведением она заглушает внутренний разлад, терзавший ещё недавно меня самого. И хотя методы анестезии у нас разнились, разницы, в сущности, не было никакой.

– Угомонись, наконец. Не знаю, как успокоить тебя, могу лишь обнадёжить, – сказал я надтреснутым из-за сдавленного живота голосом.

– Это всё, на что ты способен? Что ж, тогда попробуй, обнадёжь, – она резко сжала пальцы, заставив меня поднять колени.

– Сначала сделай одолжение, прекрати меня мучить.

– Какие же мы нежненькие!

Сделав недовольную гримасу, Лида слезла с моего живота и устроилась рядом, поджав по-лягушачьи ноги.

– Ты сейчас бесишься не столько от избытка энергии и желания близости, сколько из-за своей обречённости, – начал я, вздохнув с облегчением. – Да, да, обречённости, не делай круглые глаза. Я сам всегда считал себя обречённым и колобродил так, что чертям было тошно. Ты в курсе. Выйти из заколдованного круга мне удалось через признание ошибки, кроящейся в неверном отождествлении себя с телом и его историей. Но до этого, что бы я ни делал, сколько бы ни выстраивал комфортные условия, как бы ни пытался радоваться происходящему, меня постоянно подтачивало предчувствие неминуемого разрушения тела как фундамента того, на чём зиждется жизнь во всех её проявлениях. Ведь в недалёком будущем оно, бренное, одряхлеет и превратится в прах. Пытаясь как-то унять это свербящее предчувствие, я пускался во все тяжкие, временами забываясь в вихре острых впечатлений, но неминуемо возвращался в отравленную тревогой повседневность. То же самое происходит и с тобой.

– Думаешь? – в её голосе послышалось еле уловимое волнение.

– Уверен. Но хорошая новость в том, что ты ни тело, ни ум, ни мысли, ни поступки, ни всё остальное, связанное с ним. Ты и не душа, которая придумана умом, как и окружающий тебя мир.

– Кто же я тогда? – Лида заинтригованно приподняла густые тёмные брови, разом превратившись из разгорячённой львицы в наивную девчушку.

– У меня не найдётся правильных слов и образов описать, кто ты есть на самом деле. Могу только заверить, что когда сама найдёшь ответ на этот вопрос, все терзающие тебя проблемы и противоречия сделаются потешными, и ты ещё будешь поражаться своей впечатлительности. Пока же просто заруби себе на носу, что не имеешь ничего общего с образом себя в голове и чаще об этом вспоминай. Особенно когда подкатывают слёзы горечи и обиды. Постепенно семена знания прорастут твёрдой уверенностью и здорово облегчат твою жизнь.

С минуту Лида молчала, переваривая сказанное, потом мягко опустила тёплую ладошку мне на грудь и подалась лицом к моей небритой физиономии, едва не коснувшись губами щеки.

– Возьми меня, пока мы одни, – прошептала она. – Ну что тебе стоит? Развлекись чуток, забудь о супружеской верности, наполни меня своим покоем.

Казалось, её свежее дыхание, напоминающее дуновение южного степного ветра, могло взволновать кровь самого безнадёжного женоненавистника. Но теперь в глубине её умоляющих глаз я видел слабый огонёк надежды, а не пожар страсти.

– Прекрати обманывать саму себя. Настоящий покой тебе никто не сможет подарить. Половым путём он точно не передаётся.

– Почему? Я же его чувствую рядом с тобой, – её губы обидчиво надулись.

– Невозможно подарить то, что уже твоё с рождения. Рад бы поделиться, мне не жалко, но в моих силах только пояснить, кем ты не являешься и заверить, что всё хорошо и что всё идёт в правильном направлении. Кажущиеся тяготы и невзгоды исчезнут с грядущим пробуждением от сна жизни, и по большому счёту не важно, произойдёт это со смертью тела или немного ранее.

Насколько адекватно я выгляжу, и поймёт ли Лида сказанное, меня совсем не беспокоило. Передаваемая информация шла от источника, слова вылетали сами собой, без малейших усилий по их подбору. По сути, я уже отстранился от беседы, предоставив право высшим силам достучаться до разума моей собеседницы. Что у меня точно было, так это стойкое ощущение своевременности и меткости произносимых фраз, любая из которых могла лечь точно в цель и разрушить кокон заблуждений.

– Хотелось бы проснуться пораньше, чтобы успеть пожить всласть, – проговорила она как бы между прочим, словно давно ожидала услышать от меня нечто подобное. – Только как могут исчезнуть проблемы или, к примеру, физическая боль до моей смерти, ума не приложу.