Безликая королева

Девушка притормозила, когда деревья вдруг начали редеть, и когда в низине за лесом показалось поселение. Она прильнула к ближайшему дереву чтобы перевести дыхание. Лель вскоре нагнал её и, желая сказать многое, вдруг в неловкости замолчал. Веснушчатое лицо повернулось к нему. Это было самое прекрасное лицо, которое он когда-либо видел.

«Она не поймёт меня. Ведь не знает языка. Какой толк от того, что я буду говорить?» И словно опасаясь, что, воспользовавшись случаем, красавица вновь убежит, он жадно схватил её за руку. Энэйн на мгновение опустила взгляд.

— Я.… безумно рад, что мы снова встретились, Энэйн. Не знаю, почему ты убегаешь, но…тебе не нужно бояться. Я не причиню вреда.

Девушка молчала, внимательно вглядываясь в его лицо. Отсутствие реакции только подтвердило теорию. Лель собрался с мыслями, выдохнул и указал на поселение внизу, затем на себя.

— Я там живу. Это моя деревня. А ты? У тебя где-то рядом дом?

Молчание. Только сейчас Лель обратил внимание, что платье девушки порядком изношено и перепачкано, что алые волосы растрёпаны, и что смотрит она взглядом волка. Он крепче сжал её руку и сделал шаг по направлению к указанному месту.

— Пойдём со мной. Тебе здесь нечего бояться. Ты ведь не из людей, да? Я чувствую, что ты похожа на нас. Пойдём.

И Энэйн пошла.

***

Гелата проснулась резко. Её разбудил вопль, и девушка, открыв глаза, поняла, что настал день. Улицы заполонили люди. Где-то неподалёку женщина случайно уронила корзину с едой, за что была бита то ли мужем, то ли хозяином. Гелата сморщилась. Тело затекло настолько, что в первые мгновения ей не удалось пошевелиться. Девушка выпустила из объятий медокоза, что совсем не благородно помочился под себя ночью, наградив случайно приобретённую хозяйку мерзким запахом.

— Проклятое животное… — выругалась Гетала, вылезая из повозки. Она провела ночь в самом тёмном узком переулке, какой смогла отыскать, надеясь, что не привлечёт лишнего внимания. И сегодня ей повезло. Лошадь была на месте, мёд тоже. Дико хотелось есть. «Продам банку и куплю хлеба. Нужно немного потерпеть», — говорила она себе. В голове крутились навязчивые образы из сна. «На сей раз сон. Что же это такое? Её жизнь? Воспоминая? Почему я обязана быть их частью? Зачем мне это знать?» Гелата почувствовала неприятное жжение в груди, взяла лошадь под узду и отправилась на поиски места, откуда благополучно смогла бы вести торговлю.

На рынке было негде примоститься. Главная площадь тоже оказалась забитой настолько, что несчастной телеге пришлось двинуться в обход. «Ну и навозная куча», — думала Гелата, морщась от мерзких ароматов, в том числе и от своего грязного мокрого платья. «Я отлично вписываюсь в колорит столицы. Всёго-то нужно позволить козе на себя нассать». Этот факт её дико злил, а вскоре в нос ударил резкий запах рыбы, и девушка поняла, что поблизости море. Она миновала рыбачий рынок, сдерживая порывы тошноты, подступавшей несколько раз, и вскоре вышла к гавани, где, на удивление, почти свободно вдохнула. Гелата прищурилась и загородила рукой палящее в глаза солнце. Впереди виднелся пирс, два крупных парусных судна поблизости и несколько вдалеке, а также мелкие рыбацкие лодки со снастями. Независимые рыбаки готовились выйти в море, по трапам торговых суден спускали ящики с товарами, а часть напротив, заносили наверх. Люди сновали внизу и рассматривали то, что привезли из других земель. «Может, торговцы и выкупят», — подумала Гелата и решила спуститься ниже. Однако вскоре колёса телеги встряли в песке, и лошадь нервно заржала, возмущаясь тому, что не может двинуться дальше. Девушка попыталась толкать сзади и, с трудом сдвинув скрипящую махину ещё на метр, сдалась. «Чёрт с ним. И отсюда заметят, если на то пошло».

Гелата раскрыла банки с мёдом и взглянула на них с некоторым отчаянием. «Если не продам всё, толкать телегу обратно будет проблематично. И если развалится, то…» Она попыталась отогнать неприятные мысли. Голод мешал соображать. Терзала усталость и раскалившийся небесный шар возвещал о грядущей жаре. Девушка уселась на песок и стала ждать, пока высохнет сарафан. Отвращение к собственному телу росло с каждым мгновением.