Безлюдная земля на рассвете

К нам пришел из провинции посланец от большой общины «варваров», заросший волосом, даже на шее, в накинутом на плечо одеяле, но в модных блестящих туфлях «от Гуччи». Говорил он нагловато, не как проситель.

– Ваш город богатый. Хотим, чтобы вы поделились хотя бы хлебом. Наши запасы оскудели. Мы обшарили уже большую территорию, все магазины и склады, но там ничего нет. Кто-то припрятал огромные запасы города.

– А сами производить не хотите? – спросил Павел.

– У нас нет ничего, чем могли бы производить. Зато есть оружие. Кинжалами царапаем землю, чтобы бросить зерно. Да и зерна уже нет, съели. У нас нет выхода, пойдем на все, чтобы добыть еду.

Он сглотнул. Во мне возникла тревога:

– Давайте начнем сначала. Кто вы, откуда? Сколько вас?

Волосатый недовольно взглянул из-под заросших бровей.

– Мы глубинный народ, из глубинки. Собрались из окрестных деревень, кто остался. Нас теперь сотня, и все мы на конях, они в нашем регионе одичали и расплодились. Я помощник атамана. Хотим восстановить из хаоса прежнюю стабильную систему. Наш атаман предлагает присоединиться к нам, объединить имущество.

Мы были встревожены. Павел приветливо пригласил:

– А давайте вы к нам, вливайтесь! У нас уже есть система демократии, каждый гражданин свободен.

– А у нас порядок, – внушающим тоном сказал волосатый.

Петр спросил удивленно:

– Неужели все у вас думают одинаково?

– А не думают – так заставим. У нас такой порядок.

Павел смотрел на пришельца с негодованием.

– Мы не подходим друг к другу. Эстетически. Давайте мирно разойдемся.

Волосатый тяжело насупился.

– Как знаете, наше дело предложить. Потом не пеняйте.

Это похоже на угрозу силового отъема нашей собственности. Вдруг выскочил Михеев:

– Подождите! Нужны переговоры. Мы поделимся, чем сможем, а они пусть организуют защиту.

Мы воззрились на него.

Волосатый помедлил.

– Так что, будем договариваться?

Павел махнул рукой.

– Уходите.

Михеев погнался вслед за ним, и скоро вернулся, загадочно улыбаясь.

Мы молчали, обдумывая, что делать.

Я вспоминал провинцию, более девственную и невинную, чем в большом меркантильном городе, на ком испокон держалась земля. Те, кого мы назвали "варварами", простые люди, со слежавшейся веками покорностью власти, которую смешивали с судьбой. Могут ли они превратиться в орду? А Пугачев, Степан Разин? Но мы же не средневековая деспотия!

Петр недоумевал.

– Тут что-то не то. Не могут все из окрестных сел отнимать у других. Не все же лодыри.

– Я подозреваю, – взглянул на меня Марк, – что и первобытные люди, и твои латиняне, как и наши современные неучи, такие же троглодиты, способные на поножовщину, когда просыпаются с мыслью, что поесть, а еды не предвидится.

– Опасны одинокие волки, – сказал Петр. – А простой народ трудяга. Да, он выживает своим трудом, лишь бы ему не мешали.

– Он традиционалист, – добавил Юдин. – Не хочет перемен, к чему зовут либералы.

Марк возразил:

– Традиционалист, пока власть заботится о нем, ежегодно добавляя к зарплате и пенсии сто рублей. А смутьянов лишает заработка разными хитрыми путями, отравляет жизнь непомерными штрафами за неповиновение, делает подсудными мирные протесты, сажает, правда, ненадолго, чтобы замарать имя протестующего и не позорить себя перед миром. И пластичный человек пытается приспособиться.

– Он мирный, пока не допечет вожжа, – проворчал Петр.

– А вот кто такой этот атаман?

Почему-то мысль о нем не оставляла меня.

– Надо поехать к ним и выяснить, что там происходит. Провести беседу с народом.

Возьми меня! – сказал Петр. – Не может быть, чтобы не приняли своего.

– И меня! – вызвался Михеев.

19

Поселок «глубинных» «Новая заря» состоял из широкой просеки, по сторонам землянки, хижины-шалаши с невысокими крышами из осоки. На завалинках изнеможенно возлежали худые голодные люди. Странно, в поселке нет кошек и собак. Говорят, было много, но всех выловили и съели. Куда девалась любовь «к кошечкам»?

На просеке бродили разношерстно одетые люди: в потертых лапсердаках, шерстяных одеялах через плечо и модных башмаках от итальянских фирм (видимо, совершили налет на большой иностранный магазин обуви), и просто с соломой вокруг бедер, полуголые, босые и пьяные доходяги. Они не стеснялись, хотя так не ходили и древние люди. С древних времен было разное отношение к моде, когда ходили и в шкурах, и с гульфиком, и со скроенными костюмами «от Версачи». А эти быстро забыли не только европейскую, но и русскую посконную одежду времен голодомора. Не считалось зазорным, если «сдвинутый на голову» пьяница теряет свою набедренную повязку, а там он голый с причиндалами.

На тропе раздавались голоса:

– Вы доколя идете?

По пояс голый – орет:

– Ча добавлять-то? Поллитру дай да пожрать что-нибудь и все, е… ть ее"…

Кто-то утверждал свой гастрономический вкус:

– Пироги с конятником делают, ел? Не ешь! А вот с лебедой и крапивой – вкусно.

По пояс голый жарко обнял бородатого "казака", и они заорали:

– Собирайтесь на дармоедов из города! Они присвоили все оставшиеся богатства цивилизации, отобрали наше, и не хотят делиться!