Безмолвный Крик

Я присмотрелась и заметила на террасе множество ловцов снов и ветерков, хрустально позвякивавших на ветру. Стёклышки переливались радугой и прозрачными каплями в лучах солнца. Но по виду они казались совершенно другими, непохожими на те, что висели в доме Селены Каллиген, – более тёмными, изящными, уже потрёпанными временем.

Этот домик был свежевыкрашен. Близ крыльца стояла удобная широкая скамейка из лиственницы. Дорожка была выложена колотым кирпичом. Дом дышал ветхостью и бедностью, не чета другим домам в Скарборо. Хозяева явно нуждались в деньгах. На продавленном старом кресле-качалке устроился большой чёрный кот. Я подошла ближе. Здесь не было ни калитки, ни даже низенького забора. Лес и дом – всё было единым, всё срасталось друг с другом.

Я сделала шаг на террасу. Старая ступенька громко скрипнула под кроссовком. Котяра в кресле тут же открыл нефритовые глаза и недовольно повёл усами.

Звонка здесь не было, сколько ни ищи, – так что пришлось заглянуть сначала в помутневшее от времени окошко и хорошенько приглядеться к обстановке комнаты. Я прикрыла ладонью лицо, чтобы всмотреться получше: всё равно не видно ни черта. Внутри не горел свет. Тогда я постучала в дверь, а после вновь приникла к окну, немного согнувшись. Да что же там так темно-то…

– Красть у меня всё равно нечего, милая, – вдруг сказали за спиной, и я подпрыгнула от неожиданности.

Повернувшись, увидела на выметенной дорожке смуглую полную женщину с золотым кольцом в крыле носа. Её тёмные глаза смотрели с прищуром, но, когда она хорошенько пригляделась ко мне, круглое лицо обрело спокойное выражение. Шею её опутали многочисленные украшения, от крупной бронзовой бычьей головы до амулетов из перьев и бирюзы, яшмы и сердолика на кожаных шнурках. Было на её груди и много простых ракушек, повязанных на верёвочки. Голову она покрыла пёстрым платком. Носила простые вельветовые брюки и клетчатую рубашку, а на ногах – радужные кроксы, выстланные изнутри искусственным мехом. Закончив разглядывать её, я хотела сказать что-то в своё оправдание, но она опередила меня и, опираясь на внушительного вида прямую трость, ткнула крючковатым пальцем:

– А, так вот ты какая, Лесли Клайд, верно? М-м-м, понимаю. – И она причмокнула губами. – Очень понимаю. Занятно.

– Простите, – осторожно начала я, – но мы разве знакомы? И что вам кажется занятным?

– Заочно. – Она отвернулась и медленно побрела к скамье, опираясь на трость. – Вик про тебя мне все уши промолчал.

– Что? – Я растерялась и пошла следом, сбежав со ступенек. – Я не совсем… что значит «промолчал»?

На мой вопрос она не собиралась отвечать. Уселась на скамейку, вздохнула полной грудью и кивнула.

– Что-то случилось с Виком, – сказала она очень уверенно. Я расширила глаза. – Знаю, не отрицай. Конечно, случилось, раз ты здесь и без него… с ним всегда что-то случается.

Она говорила размеренно и тихо, словно успокаивая себя. А потом постучала морщинистой ладонью по скамейке рядом. На её запястье зазвенели, забряцали блестящие крупные браслеты.

– Присядь рядышком, девочка. Не робей.

Как сообщить ей ужасную новость? Она выглядела крепкой и бодрой, но мне не хотелось рассказывать ей всю ужасную историю про то, как на Вика напали.

Я неохотно подошла и села рядом, но на почтительном расстоянии. Не зная, с чего начать, замешкалась и сложила руки на коленях. Она выжидающе на меня посмотрела, сцепив пальцы в замок на трости, и мне пришлось начать:

– Миссис Каллиген…

– Зови меня просто Аделаида, – поморщилась она и добавила: – Или Адсила, как тебе угодно. Суть одна и та же, имя есть только отражение внутреннего духа. Просто одно дано мне мирским, а другое – внутренним.

– Хорошо, Аделаида. – Я помолчала мгновение, задумавшись, есть ли у Вика «внутреннее» имя и узнаю ли я его когда-нибудь. – Я учусь в школе, где работает ваш…

И снова она меня перебила.

– Лесли Клайд, да-да, я о тебе наслышана. Что ты так смотришь? Вик рассказывал. Что ж, девочка, не тяни время, говори по делу. У стариков вроде меня его и так немного, чтобы растрачивать попусту на всякую ерунду вроде вежливых расшаркиваний. – С последним словом она скривилась, будто во рту стало горько.

Тогда я сказала, тяжеловесно и громко, даже, наверное, слишком:

– Вик в больнице.

И замолчала. На сердце лежал камень. Быть вестником дурной новости, оказывается, неблагодарная роль. Стиснув руки, я с сочувствием и страхом наблюдала за старухой Каллиген. Кто знает. Может, ей станет дурно, или она попросит сбегать в дом за лекарствами. А может, не поверит мне и погонит прочь, как Селена.

Но она лишь тяжело вздохнула, поджала губы и недовольно спросила:

– И что теперь учудил мой несносный внук?

Пришлось рассказать ей всё. Про то, как он вынужден был поехать в лагерь вожатым. Как замечательно он там с нами занимался. Как мы подружились. Как я убежала в лес… правда, сослалась на то, что хотела просто подышать воздухом, поссорившись с другом. И как Вик последовал за мной, из-за чего на него напали.