Безнадежный пациент

Я с трудом разлепляю глаза и тут же морщусь от яркого режущего света. Я уже не в обеденном зале, а в маленькой комнате, три на три метра максимум. Пустые матово-черные стены, окон нет. Единственный источник света расположен передо мной: на стене под потолком сияющий квадрат из четырех люминесцентных трубок. Нарочито голые стены придают помещению атмосферу жутковатой частной галереи.

– Я хотела сделать это глаза в глаза. И не прибегать к таким мерам. – Слова Коделл проникают сквозь наушники удивительно четко. – К сожалению, не могу позволить вам меня увидеть, чтобы не усложнять процесс.

– Ш-ш-ш… Ш-што за чертовщина? – Едва ворочая языком, спрашиваю я, даже не зная, слышит ли меня Коделл.

– Хочу сообщить, что я беру на себя полную ответственность за обнаруженную вами ошибку. Это серьезный недочет, повлиявший на качество процесса, – вещает она. – Пока вы отдыхали, я полностью пересмотрела план лечения, но подобные меры применять вообще не планировалось. Я приношу свои извинения.

Кажется, Коделл говорит искренне.

– Если вы слышите, – кое-как выговариваю я, обращая свою мольбу к голосу из пустоты, – отпустите меня. Пожалуйста.

Доктор не отвечает. Я с огромным трудом сглатываю и пытаюсь снова:

– Я вам заплачу. Если дело в деньгах… я достану. Я подпишу любые бумаги, просто… отпустите меня.

В наушниках стоит пронзительная тишина. И вдруг…

Щелк! Щелк! Щелк! Щелк!

Четыре люминесцентные трубки гаснут одна за другой. И тут же из-за моего кресла на стену проецируется квадрат серого света. Сначала изображения нет. Затем слева на сером фоне появляется белый жезл Гермеса, а справа надпись:

Бюро судебно-медицинской экспертизы Кембриджа

Представители экспертной комиссии: доктор Армистен и доктор Гудноу

Результаты клинического обследования Джулии Линн Мейсон

Звучит спокойный голос пожилого мужчины: «Пациентка, женщина тридцати трех лет, смерть констатирована седьмого октября…» На экране появляются изображения. Я крепко зажмуриваюсь, однако несколько первых кадров успевают добраться до моего мозга: белая комната, белая простыня, под которой лежит серое в пятнах тело.

Щелк! Щелк! Щелк! Щелк!

Я хрипло, прерывисто дышу. На стене вспыхивают четыре лампы, их свет проникает сквозь мои закрытые веки. Когда зажигается четвертая, звук видео обрывается. Во мне поднимается волна ледяного ужаса, которая парализует каждый нерв по пути к объятому паникой мозгу. Я не понимаю. Я не понимаю, что происходит. В ушах звенит тишина, веки по-прежнему плотно сжаты.

– Что происходит? Зачем?..

Ответа нет. После того, как зажегся свет, в наушниках не раздалось ни единого звука. Ни от Коделл, ни с экрана. Наклонив голову вниз, я потихоньку открываю глаза. В полной тишине я смотрю на свои ноги: туфли залиты бледным светом четырех ламп. Пытаясь понять, что происходит, я медленно, осторожно поднимаю голову и смотрю на противоположную стену. Там горят четыре световые трубки, и больше ничего нет.

Свет гаснет. На стене вспыхивает изображение и надпись. Звучит голос за кадром: «Пациентка, женщина тридцати трех лет, смерть констатирована…» Я резко наклоняю голову, чтобы не видеть ужасающие фотографии.

Щелк! Щелк! Щелк! Щелк!

Спасаясь за закрытыми веками, я лихорадочно соображаю. Свет вспыхнул, как только я отвел взгляд от экрана. Прослеживается четкая закономерность: стоит мне посмотреть вперед, и все четыре лампы гаснут, а дальше на стену проецируется запись. Но если я отворачиваюсь от экрана, свет опять зажигается, происходит автоматическая перезагрузка видео, и оно вновь готово к показу.

Внизу экрана была синяя полоска, которая показывала оставшееся до конца записи время. Судя по ее скорости, хронометраж видео не больше двух минут. Однако сама полоска служит лишь подтверждением того, что я уже начинаю понимать. Именно это Коделл терпеливо пытается до меня донести: я отсюда не уйду, пока не досмотрю запись до конца.

Вывод спокойствия не прибавляет. Не открывая глаз, я откидываюсь на подголовник и погружаюсь в темноту. Проходят минуты, и я постепенно ощущаю, что ты где-то здесь, рядом. Твое присутствие успокаивает; кажется, будто едва заметное дуновение касается моей шеи. Ты защищаешь меня от серого квадрата на стене.

Шея затекла, щиколотки и запястья болят от ремней, но я старательно впадаю в дремоту. Я ухожу в себя, растворяюсь в воспоминаниях. Наконец я перестаю думать о жуткой комнате и умудряюсь ловко избежать ловушки.

Я просыпаюсь.

Щелк! Щелк! Щелк! Щелк!