Безнадёжность

Луиза как могла старалась приспособиться к новым свойствам окружающего звездолёт пространства, но одна за другой все её попытки заканчивались неудачей. Тритон вёл себя так, словно большая его часть подчинялась не бортовой системе управления, а неизвестной силе, сводившей на нет все усилия автопилота. Так, например, попытка вывести двигатели на максимальный режим удалась без особых проблем, но ожидаемого эффекта не дала. После запуска силовой установки на десять процентов мощности заблаговременно занявший место в компенсирующем перегрузки кресле пилота Александр не ощутил привычного толчка, которым обычно сопровождается интенсивный разгон корабля, и лишь через несколько долгих минут почувствовал, что тело едва заметно потянуло к спинке кресла. Двигатели сдвинули корабль с места, но не разогнали его до той скорости, до которой должны были. Они работали, расходуя топливо, а скорость корабля лишь немного превышала нулевую и явно не собиралась расти. После увеличения тяги до пятидесяти процентов от номинала столбик скорости на центральном мониторе консоли управления нехотя пополз вверх, но к тому моменту, когда в обычных условиях корабль уже преодолел бы первую космическую, Тритон с трудом смог разогнаться до жалких полутора километров в секунду. Столбик на шкале скорости опять замер. Выход на режим форсажа вновь погнал его вверх, но кардинально ситуацию не изменил. О возвращении на Землю такими темпами не могло быть и речи.

Топлива на корабле имелось достаточно для нескольких десятилетий полёта, система рециркуляции воздуха могла работать ещё дольше, а запасов биоматериала, из которого синтезировалась пища, хватило бы на две человеческих жизни. Александр располагал абсолютно всем необходимым для того, чтобы наладить вполне сносный быт и прожить оставшиеся ему 70-90 лет, ни в чём не нуждаясь. Он даже смог бы привыкнуть к вечному космическому затворничеству и научиться получать от него что-то вроде своеобразного удовольствия. Но только при условии, что корабль находится в обычном космосе, в окружении звёзд, планет и других явлений, доступных для наблюдения. Здесь же он чувствовал себя жуком, замурованным в застывшем в капле древесной смолы воздушном шарике, лишённым не только возможности вырваться в привычный мир, но и даже видеть его. Никакие, кроме гравитационных, волны и излучения не проникали извне в захватившую Тритон пространственную аномалию. Корабль окружала темнота. Он словно погрузился в глубины бездонного нефтяного океана, увлекающего его своими течениями всё дальше и дальше вниз от поверхности. Лететь с такой мизерной скоростью, на которую теперь способен звездолёт, не было никакого смысла ни вперёд, на назад. Такой полёт ничем не лучше обыкновенного дрейфа и корабль, несмотря на все усилия двигателей, просто будет продолжать удаляться от Земли в глубь галактики вместе с окружающим его пространством.

Так заканчивался шестьдесят девятый день полёта. Александр поднялся из капитанского кресла и посмотрел на часы. Они показывали 22 часа по земному времени. Нужно было отпустить ситуацию и попытаться расслабиться. Может быть завтра, когда он отдохнёт и восстановит силы, в голове появятся свежие мыли или Луиза за ночь отыщет нестандартные подходы к путавшей им карты проблеме. Много раз в своей жизни он убеждался в справедливости древней мудрости, предписывающей думать над решением важных задач утром, на свежую голову. И очень часто кажущиеся прямо сейчас полным тупиком ситуации на следующий день решались чуть ли ни сами собой. Стоило только перестать думать о них, заставить себя избавиться от бессмысленных волнений, не рисовать в голове беспокойные картины ужасных последствий, и они в большинстве случаев не наступали. Более того, почти все пережитые им беды возникали, как правило, внезапно и становились для него полной неожиданностью. Судьба не давала возможности заранее переживать из-за их приближения, а просто ставила перед фактом. И пускай сейчас он столкнулся с самой безвыходной ситуацией из всех возможных, бессонная ночь вряд ли поможет с ней справиться.

8.

Во сне Александр падал в космическое пространство. Не летел сквозь него, а именно проваливался. Созвездия мелькали вокруг, набегая словно свет фар встречных машин на скоростном шоссе и вызывая отвратительное чувство головокружения, а он падал и падал, постепенно и всё быстрее закручиваясь до тех пор, пока огни звёзд не слились в размытые световые круги. Поднявшись с кровати, он почувствовал себя таким разбитым, словно всю ночь не сомкнул глаз, но всё же нашёл в силы освежиться и добраться до рубки, где с удивлением обнаружил склонившегося над центральной консолью управления 2Р.