Безрассудная

— И чего же ты хотел? — горько усмехаюсь я. — Я Обычная. Ты — Элитный….

— Не здесь, — отвечает он.

Я смотрю на него, пораженная словами, которые никогда не думала услышать.

— Здесь я просто Кай, и больше никто. — Его кадык дергается. — Здесь я бессилен. Чудовище, уставшее прятаться. Силовик, сбросивший все свои маски. Мужчина, кричащий о своей любви к женщине.

— Кай….

— Пэй.

Звук моего имени на его губах — слабость, которую я не должна позволять ему использовать против меня.

— Думаю, я бы упал на свой меч, если бы знал, что ты будешь оплакивать меня, — выдыхает он. — И страшно осознавать, что у тебя есть такая власть надо мной.

Он сокращает расстояние между нами и приподнимает мое лицо за подбородок так, чтобы наши взгляды встретились.

— Однажды ты спросила меня какой мой любимый цвет. А я даже ни разу не задумывался об этом, пока не встретил тебя. И тогда я понял, что это голубой, — он наклоняется, чтобы поцеловать меня в висок, а после произносит практически шепотом. — Цвет твоих глаз.

Я делаю прерывистый вдох, чувствуя его дыхание на своем лице.

— Скажи, что ненавидишь меня, и я все еще буду считать каждый удар твоего сердца, каждую веснушку, каждую мурашку на теле, только если ты улыбнешься, сказав это, — он отстраняется, убирая руки с моего лица. — Я могу быть монстром, но если меня ранят, я буду кровоточить. А если ты разобьешь мне сердце, Пэй, то сломаешь меня. Так что, если хоть часть твоей души тянется к моей, я проведу остаток жизни, стараясь быть достойным тебя.

От слез щиплет глаза, но я слишком упряма, чтобы позволить им пролиться. Его мольба, мелькнувшая во взгляде поистине поэтична. Он складывает руки по швам, будто старается держать их подальше от меня. Я вглядываюсь в волосы, что рассыпались, словно лепестки, и холодный взгляд, который, кажется, теплеет, только лишь когда он смотрит на меня.

— Может, ты и правда поэт, — говорю я шепотом.

Он нежно улыбается.

— Или просто глупец, одержимый тобой.

— Притворяешься?

Мой голос звучит тихо и нежно, словно ветерок, касающийся коротких прядей моих волос.

— Никогда.

— Даже сейчас? — тихо спрашиваю я.

— Дорогая, — он улыбается, — я никогда не притворялся, что хочу тебя.

Сердце замирает от его слов раньше, чем я успеваю осознать услышанное.

— А что насчет наших отцов? — выпаливаю я. — Что насчет всего, что мы сделали друг другу?

— Я не буду тратить свою жизнь на ненависть к тебе за то, что ты спасала себя, — он делает глубокий вдох. — Я знаю почему ты так поступила. И надеюсь, ты понимаешь почему я сделал так же.

— Я…. — слова, которые, казалось, я никогда не произнесу, застревают комом в горле. — Кай, я прощаю тебя. Думаю, это произошло даже раньше. Потому что я могу простить тебя за то, чего ты даже не знал, что совершишь.

Он прикрывает глаза от облегчения.

— Я хотела убить тебя, — шепчу я слова, заставляя его снова посмотреть на меня. — Хотела стать твоей погибелью. Но уже тогда я знала, что не смогу простить себя, если сделаю это.

Он приближается, блуждая взглядом по мне, и качает головой так, будто потрясен услышанным.

— О, но ты и есть мое разрушение. Мое спасение. Мое грехопадение, скрытое под обликом божества, — еще один медленный шаг ко мне. — Ты — моя погибель.

Не в силах сдержать изумления, я позволяю губам дрогнуть в улыбке.

— Назови это ничьей. Считай меня сумасшедшим. Мне все равно. Только…. — его глаза выражают мольбу. — Только назови меня своим.

Мы смотрим друг на друга несколько оглушающих мгновений.

— Щелчок по носу, — выдыхаю я.

Его брови приподнимаются.

— Что?

— Щелчок по носу, — просто повторяю я. — То, к чему я всегда испытывала слабость. Среди прочего, конечно.

В его глазах проскальзывает понимание, а на губах — улыбка, с каждой стороны сопровождаемая ямочкой.

— Продолжай, дорогая.

— Это навевает воспоминание, — киваю я. — Как ты называешь меня «дорогая». Самоуверенный засранец. Длинные, темные ресницы…

Я могла бы расплавиться от жара в его взгляде.

— Знание того, что мне нужно, в нужный момент. Разрывание моих платьев. Ямочки, из-за которых я…

Всего за один шаг он сокращает расстояние между нами и накрывает мои губы своими.

Он целует меня глубоко, впитывая меня в себя. Я растворяюсь в его объятиях, запоминая ощущение его рук, скользящих по моему телу. Одной рукой я касаюсь его щеки, в то время как его пальцы находят мои волосы, перебирая их.

Я отстраняюсь лишь на мгновение, чтобы отдышаться.

— Ты правда сосчитал мои веснушки?

— Все двадцать восемь, — переводя дыхание, произносит он, а после крепко меня целует. — Хотя, возможно, теперь из-за солнца их стало больше, — еще один быстрый поцелуй. — Мне придется пересчитать.

Услышав мой смех, он притягивает меня ближе, укусив за кончик носа.

Мои руки обвивают его шею. Он — мой якорь, и пока он со мной, я готова пойти ко дну.

С каждым поцелуем он словно ловит три слова, которые я боюсь произнести. Надеюсь, он может почувствовать их на кончике моего языка, прочесть их на изгибе моих губ. Потому что произнести эти слова — все равно, что вынести смертный приговор. Потому что каждый человек, которого я любила, покинул меня.