Безрассудная

Это слово повисает в воздухе, заставляя людей оборачивается мне вслед, пока я прохожу мимо. Моя личность хорошо известна в соседних городах: они относятся к Илии и ее королевским особам как к сказке на ночь. Нас обожествляют, а все потому, что взаимная неприязнь сближает людей, являясь поводом для мелких сплетен, когда в разговоре наступает затишье.

Я осматриваю улицу в поисках чего-нибудь съедобного и натыкаюсь на торговую тележку. Я измотан, и ощущаю головокружение, словно все разочарование, переполняющее тело, наконец-то осело в моей голове. Я приближаюсь к скоплению тележек, готовый оттолкнуть любого, кто встанет между мной и моим голодом.

Но толпа расступается, словно перед ними шествует Чума.

До меня доносятся шепотки, мое имя слетает с губ горожан с мрачными лицами. Я игнорирую их и сопутствующие им пристальные взгляды. Осуждение — знакомое чувство, почти уютное из-за своей предсказуемости.

Тем не менее я сожалею о своей несдержанности, которая так быстро меня выдала.

— У вас есть мясо? — торговец стоит ко мне спиной, поэтому я роняю несколько монет на его тележку и принимаюсь доставать черствые буханки, каждая из которых почти такая же твердая, как дерево, на котором она лежит.

Торговец поворачивается, обводя меня взглядом своих темных глаз и разложенные перед ним монеты.

— Только дикий кабан, — его голос именно такой, каким я его себе представлял, — мрачный, как и весь его вид.

Я единожды киваю.

— Я возьму для себя и своих людей.

Моя просьба встречается долгим молчанием.

— Для тебя… — мужчина прищуривается, глядя на монеты, — двойная цена.

Я опускаю голову, и с моих губ срывается беззлобный смешок. Торговец отступает назад, его тело напрягается, когда я опускаю ладонь на шершавое дерево. Затем киваю в сторону монет.

— Мы с тобой оба знаем, что мясо не стоит и половины того, что я тебе уже дал.

— Вдвое больше, — снова ворчит он.

— И почему же? — мой голос звучит убийственно спокойно.

— Потому что мне не нравишься ни ты, ни тебе подобные.

Я едва не смеюсь над этим.

Тебе подобные.

Подумать только, для кого-то помимо жителей Илии, я все еще остаюсь загадкой. Неестественное создание, от которого нужно избавиться. Я смотрю на него, на человека, который сам по себе, по сути, является Обычным, хоть в его крови и нет той болезни, которая ослабляет Элитных. Неудивительно, что жители окрестных городов презирают нас за то, что мы изгоняем таких же Обычных, как и они.

— Значит, ты знаешь, кто я такой, — тихо отвечаю я, — и все же предпочитаешь брать с меня двойную плату?

— Ты меня не пугаешь. Только не здесь, — его бородатое лицо почти не скрывает усмешку на его губах. — Я знаю, ты привык к привилегиям Элиты, но здесь ты ничего из этого не получишь. Это, пожалуй, единственное проявление уважения, которого ты добьешься от кого-либо здесь.

— Принято к сведению, — отвечаю я, на мой взгляд, слишком резко. Мне не очень нравится мысль о том, что люди знают о своей способности выводить меня из себя. Слегка повернув шею, я разочарованно вздыхаю — привычное, идеально отработанное действие. — Что ж, если это единственное проявление уважения, которое я получу в Доре, то, полагаю, вы меня сильно недооцениваете.

Мужчина моргает, слегка озадаченный моей резкой сменой тона. Я почти улыбаюсь, наслаждаясь реакцией тех, кто еще не привык ко множеству масок, которые я меняю по своему желанию.

Я хитро улыбаюсь, высыпая на деревянную поверхность еще несколько монет, вдобавок к тем, что положил ранее.

Вскоре мои Гвардейцы начинают раздавать по кругу сушеные полоски, которые, как мне сказали, являются мясом дикого кабана, хотя я в этом не уверен.

— Расходитесь и постарайтесь не попадать в неприятности, — приказываю я. — Встретимся здесь на закате.

Мужчины обмениваются растерянными взглядами, и мне кажется, что это выражение никогда не сходит с их грязных лиц.

— Но, господин… — начинает Мэтью, выходя из толпы в помятом мундире. Он один из немногих Гвардейцев, имя которого я потрудился запомнить, один из немногих, кого мне не хочется оставить в пустыне.

От взгляда, который я бросаю в его сторону, слова застревают у него в горле.

— Мы привлекаем к себе лишнее внимание и никогда не получим нужную информацию или, что еще важнее, еду, если люди будут знать, кто я и откуда, — Мэтью кивает вместе с остальными мужчинами, до которых доходит смысл моих слов. — Разделитесь. Узнайте все, что сможете.

Я коротко киваю подчиненным, прежде чем развернуться и раствориться в толпе, которая сразу потеряла ко мне интерес.

Ведь я стал для них Обычным.

Глава девятая

Пэйдин

— О, да ладно. Мы с тобой оба знаем, что это не стоит и двух шиллингов, не говоря уже о трех.

Для пущей убедительности я стучу черствой буханкой хлеба о тележку торговца.

Тук, тук, тук.

— На самом деле, — добавляю я с долей веселья в голосе, — это тебе следует заплатить мне, чтобы я его съела, Фрэнсис.