Безрассудная

— Я решу, когда увижу их, — затем он смеется, и я сомневаюсь в частоте, с которой он издает этот хрипловатый звук. — Может быть, я выйду на ринг. Покажу им, как это делается, а?

По переулку разносится грубый смех, пока я непринужденно отхожу от стены и бреду на безопасном расстоянии позади них. Каждая частичка меня жаждет азарта, чего-то, что могло бы меня занять и отвлечь от тревожных мыслей.

Ведь где есть ставки, можно выиграть деньги.

А там, где деньги можно выиграть, есть и деньги, которые можно украсть.

Локоть вонзается мне в живот, выбивая воздух из легких.

Я проталкиваюсь сквозь толпу, изо всех сил стараясь не утонуть в море потных тел. По подвалу разносятся крики и насмешки, все они направлены на демонстрируемое в клетке насилие, хотя я едва ли могу что-то увидеть.

Меня душат липкие тела, и я вынуждена разглядывать пространство сквозь просветы в стене из плеч. Раздраженная, я резко поворачиваю голову и едва не врезаюсь в того, кто стоит прямо за мной. Я уже потеряла из виду двух мужчин, за которыми последовала сюда, а после — скопировала последовательность стуков в потайную дверь. И даже пробираясь сквозь толпу, я барабаню пальцем по ноге, закрепляя эту последовательность в памяти.

Я узнаю звук кулаков, врезающихся в плоть, хотя меня гораздо больше интересуют карманы тех, между кем я зажата. Я делаю едва заметный взмах рукой в сторону находившегося рядом тела, но меня толкает вопящий сзади мужчина.

Я выдыхаю, чувствуя, как ко мне прижимаются люди.

Как я должна воровать, если я едва могу пошевелить рукой?

Мои пальцы сжимаются в кулак, пока я борюсь с желанием направить его на кого-нибудь.

Я моргаю, и взгляд устремляется в сторону клетки и происходящей внутри кровавой бойне.

Мне заплатят, если я буду драться там.

Когда я снова пытаюсь протиснуться сквозь толпу, у меня начинает созревать совершенно новый, глупый план. На меня обрушивается град ударов, нанесенных локтями в живот, и плечами в лицо, но я все это игнорирую и ищу того, кто…

К тому времени, как я, спотыкаясь, выхожу вперед, поединок заканчивается последним кровавым ударом. По подвалу эхом разносятся проклятия и одобрительные возгласы, настроение каждого меняется в зависимости от того, на кого они поставили или от кого решили отказаться.

— Билеты в обмен на ставки! Вы все знаете, как это работает. Принесите свои билеты на ставки, и мы разберемся с вашей долей!

Я следую за наспех сформированной очередью, ведущей к шаткому столу рядом с клеткой. Прядь серебряных волос норовит выскользнуть из-под шарфа, и я быстро заправляю ее обратно и напрягаю глаза, чтобы увидеть человека, обменивающего билеты на монеты.

Тот стоит, склонившись над горой билетов, и его зализанный хвост блестит в тусклом свете. Он не теряет времени даром, бросая соответствующее количество монет в каждую руку, едва удостаивая взглядом стоящего перед ним человека.

— Ваш билет?

Я моргаю, глядя на его протянутую руку, удивленная тем, насколько быстро оказалась перед ним.

— Нет, извините, я на самом деле хотел поговорить с вами о поединках на ринге.

— Нет билета, — вздыхает он, не поднимая на меня глаз, — нет разговоров.

Я качаю головой и подхожу ближе, пока мои бедра не упираются в край стола.

— Но…

— Следующий!

Его крик заставляет женщину без раздумий встать рядом со мной. Она передает билет, но ее грубо отталкивают, а я, в свою очередь, остаюсь стоять у края, крепко уперев ноги в пол.

— Позвольте мне сражаться.

— Послушай, парень, — он потирает рукой усталые глаза, прежде чем рассмотреть следующий билет. — Я не позволяю кому попало драться на моем ринге. Кроме того, — он бросает на меня взгляд, — тебя там сожрут заживо. Так что, катись.

Положив ладони на стол, я наклоняюсь достаточно близко, чтобы уловить блеск золотых часов на его запястье и запах одеколона на коже.

Он живет лучше, чем половина этого города.

— Я хочу получить справедливую долю. Столько же, сколько зарабатывают остальные, — спокойно говорю я. — Хотя вскоре рассчитываю заработать куда больше, чем они.

На это он неохотно поднимает голову, встречаясь со мной взглядом, и взмахивает рукой, останавливая очередь.

— Я сказал «катись», парень. Пока я тебе еще позволяю.

Я невинно наклоняю голову, слегка прищуриваясь.

— Было бы неприятно, если бы стражники узнали о незаконных боях в клетке, которые ты здесь проводишь, — я киваю на блестящие часы, украшающие его толстое запястье. — Кажется, ты уже привык к богатству. Сомневаюсь, что тебе будет легко приспособиться к той нищете, из которой ты вылез.

Хотя в Доре драки явно не запрещены, учитывая их частоту, над чем они точно подвели черту, так это над ставками на бойцов. Отсюда и тесный подвал с особым стуком, который открывает к ним доступ.

В уголках его рта зарождается улыбка, словно он обладает неким порочным обаянием.