Безрассудная

Взгляд скользит по окружающим меня в темноте кирпичам. Здесь так мало пространства, что оно душит и без труда вызывает панику.

Успокойся.

Клаустрофобия выбирает самые неподходящие моменты, чтобы вырваться на поверхность и напомнить мне о моей беспомощности.

Дыши.

Я дышу. Глубоко. От руки, все еще зажимающей нос, исходит слабый запах металла, он резкий, крепкий, жгучий.

Кровь.

Отстраняю дрожащую руку от лица. Пусть я и не вижу багровых пятен на пальцах, но все равно ощущаю, что те очень липкие. Под потрескавшимися ногтями все еще остается запекшаяся кровь, и я не могу понять, чья она — моя, короля или…

Я глубоко вздыхаю, пытаясь взять себя в руки. Силовик находится слишком близко, расхаживая по комнате, а пол скрипит под каждым его шагом.

Попасться из-за того, что я начну всхлипывать, будет не менее унизительно, чем выдать себя чихом.

Я же не намерена допустить ни того, ни другого.

В какой-то момент Гвардейцы возвращаются в комнату подо мной.

— Никаких следов, Ваше Высочество.

Наступает долгая пауза, после чего его высочество вздыхает.

— Как я и думал. Вы все бесполезны, — его следующие слова режут острее, чем лезвие, которое он беззаботно вертит в руке. — Вон отсюда.

Гвардейцы не теряют ни секунды и стремглав выбегают за дверь, подальше от него. И я их не виню.

Но он все еще здесь, и между нами не остается ничего, кроме тишины. Я снова зажимаю нос рукой, и от запаха крови в сочетании с узким дымоходом у меня кружится голова.

На меня обрушиваются воспоминания: мое тело, покрытое запекшейся кровью, и мои крики, когда я пыталась смыть ее, но лишь размазывала по коже этот отвратительный красный цвет. Вид и запах крови в таких количествах вызывали у меня тошноту, заставляли вспоминать, как мой отец и Адина истекали ею у меня на руках.

Адина.

Слезы застилают глаза, заставляя моргать, и я прогоняю образ ее безжизненного тела на песчаном дне ямы. В нос снова ударяет металлический запах крови, и мне невыносимо чувствовать его, смотреть на него, ощущать его…

Дыши.

Тяжелый вздох вырывает меня из мыслей. Он звучит так же устало, как и мой.

— Хорошо, что тебя здесь нет, — произносит он тем тихим голосом, который я уже не ожидала снова от него услышать. — Потому что я до сих пор не набрался решимости.

И тут мой дом вспыхивает пламенем.

Глава вторая

Кай

Пламя жадно лижет пятки, пока я неспешно иду к двери.

Волны жара обрушиваются на спину, а клубы дыма цепляются за одежду. Я выхожу на улицу в пасмурный полдень, который теперь еще больше наполняется густыми облаками копоти.

Уголки моих губ приподнимаются при виде шока на лицах Гвардейцев. Их челюсти отвисают, пока пламя пожирает дом у меня за спиной. Постепенно их взгляды поднимаются на меня, не доходя дальше воротника, после чего они начинают беспокойно переминаться с ноги на ногу.

Когда я легкой походкой направляюсь к ним, они замирают.

Они думают, что я сошел с ума.

Стекло разлетается вдребезги, когда позади меня взрывается окно, и острые осколки крошатся, осыпая улицу. Гвардейцы вздрагивают, прикрывая лица. Данное зрелище заставляет меня улыбнуться.

Возможно, они правы. Возможно, я действительно сошел с ума.

Сошел с ума от беспокойства, от ярости, от предательства.

Постоянное напряжение, сковывающее тело, кажется, единственной неизменной вещью в моей жизни, приводя к зажатым плечам и стиснутой челюсти. Пальцы барабанят по кинжалу висящему на поясе сбоку, искушая меня выплеснуть разочарование на одного из этих бесполезных Гвардейцев.

Я провожу пальцами по знакомому на ощупь узору, извивающемуся на стальной рукояти. Как бы я смог забыть кинжал, который столько раз приставляли к моему горлу?

Как бы я смог забыть кинжал, который вытащил из перерезанного горла отца?

Прошло три дня с тех пор, как я увидел рукоять этого самого оружия, торчащую из горла короля. Три дня, чтобы погоревать, пусть я и не пролил ни единой слезы. Три дня, чтобы подготовиться, пусть ни один план и не избавит меня от нее. Три дня, чтобы побыть просто Киттом и Каем — братьями, прежде чем мы станем королем и Силовиком.

И теперь у нее больше нет преимущества.

Похоже, она использовала его с умом — воспользовалась моей слабостью, трусостью, моими чувствами к ней — и сбежала. Я поворачиваюсь к пламени, наблюдая за этим хаосом света: огонь поглощает ее дом, окрашивая в красный и оранжевый, обволакивает густым черным дымом, пока…

Серебро.

Я моргаю, всматриваясь в удушающий дым и обрушающуюся крышу. Но там нет ничего, ни намека на мерцание, замеченное мгновением ранее. Провожу рукой по волосам, прежде чем потереть уставшие глаза.

Да, я действительно сошел с ума.

— Господин!

Я опускаю руки и медленно перевожу взгляд на Гвардейца, которому хватило смелости окликнуть меня. Он прочищает горло, явно сожалея о своем поступке.