Безрассудная

— Да, сделала. Я позаботился об этом. Когда стало ясно, что болезнь может забрать ее в любой момент, я тайно вывел ее в сад ночью. Она обрызгала меня ледяной водой из фонтана, собрала столько цветов, сколько смогла. — Я делаю паузу. — И она смеялась. Чума, несмотря ни на что, она всегда смеялась. Абсолютно все в ней вызывало улыбку.

Повисла тишина, и Пэйдин медленно развернулась ко мне лицом.

— Ты никогда не говорил о ней.

Я отвожу взгляд, пожимая плечами, как будто вся эта боль не пожирает меня изнутри.

— Говорить о ней слишком тяжело. Китт тоже никогда ее не упоминает. Он знает, что не стоит. Но все ее любили. Все знают, что не нужно говорить о ней в моем присутствии. — Я провожу рукой по волосам. — Даже после смерти она по-прежнему остается тайной. И я хочу говорить о ней — правда хочу. Это эгоистично, наверное. Но каждый раз, когда я смотрю на себя, я вижу ее искаженную версию.

— Мне так жаль, — шепчет Пэйдин, нерешительно касаясь моей руки кончиками пальцев. — Я понятия не имела.

— Большинство людей никогда не узнают, — с горечью говорю я. — Даже после ее смерти король — отец Авы — отказался рассказать о ней королевству. Она похоронена под той ивой в саду. Под которой ты нашла меня той ночью во время Испытаний. — Я замечаю, как в ее глазах вспыхивает осознание. — Я навещаю ее так часто, как только могу.

— Вот почему ты был там, — тихо произносит она.

Я качаю головой, глядя на неровную мостовую у себя под ногами.

— Я хотел тебе сказать. Но я никогда не думал, что на самом деле смогу.

Ее ладонь ложится на мою руку, осторожно и неуверенно.

— Спасибо, что рассказал, — в ее голосе звучит слегка заметная грусть. — И мне очень жаль насчет Авы.

Я выдавливаю улыбку, отчаянно пытаясь поднять настроение и думать о чем угодно, только не о своей умершей сестре.

— Так что, я никогда не заплетал волосы своей возлюбленной. И не думаю, что моя четырехлетняя сестра — повод для ревности.

Мимолетная улыбка касается ее губ. Она понимает, что я пытаюсь сменить тему разговора.

— Как будто бы я с самого начала ревновала.

Я вздыхаю с облегчением от ее готовности подыграть мне.

— Это мило, когда ты притворяешься, что это не так.

Она закатывает глаза и проводит пальцами по косе.

— Неплохо, Эйзер. Я все еще не уверена, что ты не практиковался на ком-то еще.

— Только на тебе, дорогая.

— Хм, — мурлычет она, перебрасывая волосы через плечо. — Как мило.

Я смотрю на заходящее солнце.

— Пора двигаться. Мы можем успеть пройти еще немного до наступления темноты.

Я поднимаю ее огромную шляпу с того места, где бросил ее на землю. Она фыркает, когда я надеваю ее ей на голову и опускаю на глаза. Приподняв поля шляпы, чтобы бросить на меня взгляд, она заправляет хвостик своей косы, а затем мы снова отправляемся по пустынной улице.

— Ты наступаешь мне на руку.

Ее ботинок давит мне на пальцы, которыми я держусь за перекладину лестницы.

— Упс.

— Да, упс.

— Я вообще ничего не вижу, — шепчет она сверху.

Сарай, в который мы пробрались, погружен во тьму, а чердак над конюшней и подавно. Мы почти вышли из Дора, и любой, кто осмелится добраться до Святилища Душ, останавливается здесь, чтобы переждать ночь. Лошади тихо ржут под нами, устраиваясь на ночлег в своих стойлах.

Когда она подтягивается на чердак, железный браслет натирает мою ободранную лодыжку. Я поднимаюсь по лестнице на ощупь, пока не оказываюсь на удивительно крепких деревянных досках. С тяжелым вздохом я перекатываюсь на спину, вдыхая запах сена и животных под нами.

Ее плечо касается моего, когда она ложится рядом. Это заставляет мое сознание вернуться к воспоминаниям о том, как она сидела у меня на коленях. Я снова отбрасываю эту мысль, как делал уже много раз.

— Думаешь, кто-нибудь видел, как мы сюда пробрались? — тихо спрашивает она.

Я качаю головой, и в моих волосах запутывается солома.

— Не думаю, что тут вообще есть кто-то, кто мог бы нас увидеть.

Она ненадолго замолкает, прежде чем продолжить:

— Я все еще надеюсь, что он найдет меня.

Солома, запутавшаяся в моих волосах колется, когда я поворачиваю голову к Пэйдин.

— Кто — он?

— Ленни, — шепчет она. — Или хоть кто-нибудь из тех, кому еще не все равно.

— Уверен, они искали тебя, — говорю я, стараясь игнорировать чувство вины, которое отказываюсь признавать.

— Ты убивал Миксов? Или пока только Обычных?

Я напрягаюсь от боли в ее голосе.

— Я не находил Миксов в Илии. Ну, по крайней мере, не осознавал, что это они. Но теперь, когда я знаю, как ощущается их слабая сила, не сомневаюсь, что найду.

— И тогда ты их убьешь.

— Я этого не говорил.

— Ты не должен был этого делать, — бросает она с вызовом. — Они как раз то, чего ты и все королевство боитесь — ослабления вашей власти.

Я выдыхаю.

— Это начало конца для Элиты.

— И что же в этом плохого, если это означает, что все останутся живы? — шепчет она, умоляя меня понять.

Нас окружает тишина, нарушаемая только тихим ржанием лошадей.

— Твоя мать была Обычной? — наконец спрашиваю я.

— Да, — просто отвечает она. — Она умерла от болезни, когда я была маленькой.

— А твой отец был Целителем?

— Ты это уже знаешь.