Безрассудная

Я даже не успеваю возразить, как мужчина приближается к нам, сжимая в руке что-то блестящее. Кай отталкивает меня за спину и ныряет вниз, уворачиваясь от удара, который мужчина намеревается нанести ему в челюсть.

Из-за спины Кая я едва могу разглядеть, что происходит. Мужчина кряхтит, когда получает удар в висок, но ему удается заставить Силовика согнуться пополам, заехав тому кулаком в живот.

— Да, можешь не спешить с седлом! — восклицает Кай и оборачивается ко мне, едва избежав еще одного удара.

Его сарказм выводит меня из ступора, и я начинаю бороться со стременем. Когда я оглядываюсь на Кая и вижу, как он сражается, то с трудом могу отвести взгляд. Это отработанная точность. Манящий хаос.

Носок моего ботинка задевает стремя, когда я пытаюсь удержать равновесие на одной ноге. Я слышу шарканье и скрип сапог, после чего Кай врезается в меня спиной, выбивая дыхание из груди и сбивая с ног. Я с грохотом падаю на землю, но заставляю себя подняться еще до того, как успеваю набрать воздуха в свои горящие легкие.

Я поднимаю голову и вижу, что мужчина зажимает окровавленный нос и отшатывается от удара. Кай, не теряя ни секунды, оборачивается, обхватывает рукой мое бедро и вдевает мою ногу в стремя. Затем перемещает руку мне на спину и подталкивает вверх, после чего я перекидываю другую ногу через седло.

Кай хватается за седло и подтягивается, чтобы сесть позади меня, отчего цепь между нами натягивается. Я бросаю взгляд на мужчину под нами, который, спотыкаясь, наклоняется вперед, чтобы схватить меня за лодыжку. Я яростно брыкаюсь, пытаясь высвободиться из его липких рук. Когда он не двигается с места, я наклоняюсь и хватаю его за волосы, прежде чем ткнуть сломанным носом в свою коленную чашечку.

Незнакомец стонет и пошатывается, по его лицу стекает кровь. Кай внезапно прижимает меня к груди и упирается пятками в бока лошади, подстегивая ее к бегу. Только когда мы вылетаем из сарая на улицу, Кай замедляет шаг. Едва.

Я цепляюсь в луку седла и зажмуриваюсь при каждом повороте. Руки Кая покоятся на моих бедрах, а его подбородок — на моем плече, когда он берется за поводья. Мало кто отваживается жить вдали от главного рынка и так близко к Святилищу. Но те, кто все же решаются, стараются убраться с нашего пути, боясь оказаться затоптанными.

Цокот копыт по каменной мостовой эхом отражается от кирпичных стен. Порыв ветра подхватывает мою шляпу и срывает ее головы, унося на улицу. Серебристые волосы рассыпаются по моей спине, наконец попадая под дневной свет.

— Пригнись, дорогая, — рука Кая касается макушки моей головы и опускает ее вниз, когда мы проезжаем под упавшей балкой, застрявшей между двумя зданиями.

— Не называй меня так, — говорю я, выпрямляясь и проводя рукой по своим растрепанным волосам.

— Как?

— Не называй меня «дорогая».

Я чувствую, как он улыбается мне в шею.

— И почему же? Тебе это слишком сильно нравится?

— Думаю, это тебе слишком сильно нравится, — с вызовом отвечаю я.

Он издает смешок, от которого у меня шевелятся волосы. Холодное дыхание ветра касается кожи головы, и я почти вздыхаю от этого ощущения. Свежий воздух дарит свободу, так и хочется раскинуть руки и податься ему на встречу.

Я наблюдаю за тем, как мимо, словно в тумане, проносятся последние городские постройки, едва замечая случайных прохожих, указывающих в нашу сторону. Но вскоре улица, простирающаяся под нами, становится все более каменистой, а Святилище Душ становится все ближе.

Я сглатываю. Это оно. Это начало конца, который я откладывала долгие годы.

За пределами Дора нет надежды на спасение. Святилище — это мой смертный приговор. Все надежды разбиты, а судьба предрешена. Это предначертанная гибель.

Дорога превращается в щебень, здания — в валуны. Кай замедляет шаг, когда мы въезжаем в узкий проход, который ведет в Святилище Душ. Я могу различить очертания каждой неглубокой могилы и потрескавшегося надгробия, из-за которых это место получило свое название.

— Ты ведь не веришь в то, что говорят о душах, правда? — тихо спрашиваю я, разглядывая осыпающиеся камни с вырезанными на них выцветшими именами.

— Я не знаю, преследуют ли мертвецы путников, — вздыхает Кай. — Но не могу сказать, что не видел, как здесь происходили странные вещи.

— Например?

— Лучше тебе не знать, Грэй, — мягко произносит он. — Я не хочу, чтобы ты боялась нашего окружения так же, как и лошади.

Смех, вырвавшийся из моего горла, удивляет даже меня.

— Ты не смешной, — с трудом выдавливаю я, прикрывая рот ладонью.

— Правда? — Кай перегибается через мое плечо, чтобы посмотреть на меня, и в его голосе звучит комичное замешательство. — Потому что это звучит так, будто все совсем наоборот.

Я отворачиваюсь, пряча от него свое лицо.

— Нет. Я не доставлю тебе удовольствия тем, что рассмеюсь.

— Но тогда ты лишишь меня этого звука.

Я замолкаю, убирая руку с лица. Он отодвигается от меня и прочищает горло, чувствуя себя неуверенно, словно сам удивлен своими словами.

Это тот момент, когда я должна подразнить его, должна сказать, что флиртовать бесполезно.