Но его тон мне знаком, и я чувствую себя так, словно танцую в темной комнате и играю в ту игру с пальцами под ивами. То, как слова слетали с его языка, ощущалось как легкий щелчок по кончику носа, как мозолистые пальцы, заплетающие серебряные волосы.
Это было похоже на Кая.
Словно тот человек, который скрывается за маской, смотрит на меня, как на что-то необыкновенное.
Я моргаю, глядя на осыпающиеся камни, устилающие тропинку, и стараюсь думать о чем угодно, только не о словах, которые заставляют меня мечтать о том, чтобы все было иначе. Но я — Обычная. Я — воплощение той слабости, которую его учили ненавидеть.
Это слово эхом отдается у меня в голове, и звучит по-другому, не так, как раньше.
Я знала, что полукровки должны существовать, раз уж представители Элиты так боятся стать ими и ослабить свою власть. Но я никогда не задавалась вопросом, почему я сама не являюсь таковой. Почему я всего лишь Обычная?
Я опускаю взгляд на кольцо, которое увлеченно кручу на пальце. Я чувствую себя глупо из-за того, что не догадалась об этом раньше. Но то, что я сказала принцу, — чистая правда, что со мной случается нечасто. Наверное, я была слишком занята попытками выжить.
— Мы будем ехать до наступления темноты и затаимся до рассвета, — слова Кая прорываются сквозь мои мысли. — Разбойники предпочитают темноту, и лучше всего мы сможем спрятаться на земле.
— Верно, — рассеянно отвечаю я. Легкий ветерок треплет волосы, падающие мне на лицо, тем самым привлекая мое внимание к косе, которую он заплел, и к тому, во что она превратилась.
Я не перестаю думать об Аве. О том, как нежно он говорил о ней, словно помня, какой хрупкой она была. В каждом слове слышалась любовь, а за ней — боль.
Я думаю о первом Испытании, о том, как Джекс умирал у него на руках. В тот день он чуть не потерял еще одного брата. Мало кто из дорогих ему людей не умирал у него на глазах, или не предавал его.
Солнце палит нещадно, и я начинаю жалеть, что мою ужасную шляпу унесло ветром. Я закатываю рукава рубашки, подставляя залитому солнцем небу плечи. Мы скачем уже довольно долго и молча осматриваем окрестности, приводя в порядок свои мысли. Нависшие камни, окружающие нас, время от времени отбрасывают тень на дорогу, нагреваясь под полуденным солнцем.
— Держу пари, на одном из этих камней можно пожарить яйцо, — высказываюсь я хриплым от сухости голосом.
Не услышав никакого остроумного ответа, я слегка отодвигаюсь, чувствуя тяжесть на рюкзаке. Оглянувшись через плечо, я замечаю чернильные пряди, которые лежат на моей спине. Я сглатываю, внезапно ощущая его глубокое дыхание, и то как волосы щекочут мою руку.
Он спит.
Все это выглядит так по-человечески.
Его тело расслаблено, спокойно.
И он совершенно беззащитен.
Сомневаюсь, что за последние несколько дней он спал больше нескольких часов.
Но вот он здесь, глубоко дышит, его руки лежат на моих бедрах, а пальцы свободно обхватывают поводья.
Я смотрю на кожаные ремни, которые могут привести меня куда угодно, могут управлять даже самым сильным существом.
Мое сердце бешено колотится в груди.
Это оно. Это и есть надежда.
Сделав глубокий вдох, я начинаю осторожно разжимать его пальцы на поводьях, останавливаясь при малейшем движении. Когда его левая рука оказывается свободной, он тянется за чем-то, инстинктивно сжимая пальцы. Я сглатываю и опускаю свою ладонь поверх его ладони, прежде чем переплести наши пальцы.
Я задерживаю дыхание, пока он не перестает шевелиться, по-видимому, довольный тем, что держит не поводья, а мою руку.
Я быстро справляюсь с его правой рукой, освобождая ее от ремня, чтобы взять его в свою. Теперь поводья в моих руках, и я не имею ни малейшего представления о том, что с ними делать. Я тяну влево, надеясь убедить лошадь повернуть в ту сторону.
Ничего.
Я перевожу дыхание. Затем тяну сильнее.
Лошадь поворачивает влево, приближаясь к каменной стене. Я подавляю разочарованный стон и готовлюсь тянуть еще сильнее.
Потому что, если я смогу заставить эту лошадь повернуть обратно к Дору, я смогу…
— Я бы не стал это делать.
Рука обхватывает мое запястье, пресекая попытку.
Я фыркаю, поднимая взгляд к небу и качая головой.
— Будь ты проклят.
— Хорошая попытка, Грэй, — произносит он, наклоняя ко мне свою голову. — Но ты бы не смогла уйти далеко.
Я пожимаю плечами, пытаясь сделать вид, что меня это не беспокоит.
— Кто сказал, что я пыталась чего-то добиться? А что, если я просто хотела подержать поводья?
— А моя рука? — спрашивает он. — Ее ты тоже хотела подержать?
Я забыла, что наши пальцы все еще переплетены, и быстро разжала их.
— Ты нравился мне гораздо больше, когда спал, — сладко отвечаю я.
— Приятно слышать, что я вообще тебе нравлюсь.
Раскрошенный хлеб прилипает к небу.