Безрассудная

Это слово наполняет меня ложным чувством облегчения, как будто мне внезапно разрешили желать этого. Притворяться, что все в порядке. Я обвиваю руками его шею, изо всех сил стараясь улыбнуться, несмотря на переполняющие меня эмоции.

Он резко останавливается, заглядывая мне в глаза.

— Что-то случилось?

— Ничего, — я грустно улыбаюсь, борясь с подступающими слезами. — Я просто… Раньше я делала это со своим отцом. Вот, почему я так и не научилась танцевать как следует, — мой смех звучит болезненно. — Потому что он всегда танцевал так со мной.

Он кивает, заправляя прядь волос мне за ухо.

— Мне жаль, что я так с тобой поступил.

Я тихо всхлипываю.

— Как поступил?

— Причинил боль, — бормочет он.

Мы долго раскачиваемся в тишине, прежде чем я, наконец, позволяю своей голове опуститься ему на грудь. Он — моя слабость. Утешение, которое я не могу себе позволить чувствовать. Но я позволяю его ногам направлять меня и закрываю глаза от нахлынувших воспоминаний.

— Он танцевал для меня, пока я не засыпала, — шепчу я в грудь Каю.

Я чувствую, как он кивает в ответ.

— Тогда мы будем танцевать, пока он тебе не приснится.

Глава тридцать шестая

Кай

Ее голова отдавила мне руку.

И я бы больше никогда не пошевелился, если бы это означало, что она останется рядом.

Эта мысль пугает, она берет начало из глубины чувств, в которые я не хочу погружаться в данный момент. Поэтому я ее подавляю, молча глядя в небо с розовыми облаками. Спальный мешок почти не скрывает ощущение неровной земли под моей спиной, и все же она крепко спит рядом со мной. Это удивительно.

Она танцевала, стоя на моих ногах, пока ее веки не стали тяжелеть, а голова не опустилась мне на грудь. Я уложил ее на свой спальный мешок до того, как она успела заснуть и пустить слюну на мою единственную рубашку. Теперь я разглядываю то, что осталось от заплетенной мной косы, и провожу пальцем по серебристым прядям.

Она так обманчива. На вид — Элита, но я не чувствую никакой силы, и это ошеломляет.

Ее губы издают едва уловимый, сонный звук. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не обнять ее свободной рукой и провести губами по шее.

Несмотря на все, мне сложно не желать ее.

Что-то изменилось между нами, хотя, по сути, ничего не изменилось. Она все та же Пэйдин, которую я знал еще до того, как выяснил, что она — Обычная. Та же Пэйдин, которая убила короля.

Та же Пэйдин, в которую я влюблялся.

И это пугает. Пугает знать все ужасное, что она сделала, и все равно желать ее, несмотря на ни что.

И я не знаю, может ли она сказать то же самое обо мне.

В конце концов, я убил ее отца. Она защищалась от человека, которого я ненавидел, в то время как я, убил того, кого она любила. А теперь я вынудил ее отправиться на смерть. Она — миссия, которой я так боюсь.

Она шевелится, и я замираю. Когда она поворачивается ко мне лицом, один ее голубой глаз приоткрывается, щурясь в утреннем свете.

— Ты не разбудил меня, — ворчит она, озадаченная.

— Я уже и не пытаюсь.

Она сонно смеется.

— Я думала, ты уже давно закинул меня на лошадь.

Я поднимаю руку, которую она не придавила, и щелкаю ее по носу.

— Путешествовать весело только, когда ты постоянно пытаешься сбежать.

Я опускаю руку и вижу ее широко распахнутые глаза. Черт.

В очередной раз я не подумал, прежде чем сделать.

Я не щелкал ее по носу с того финального Испытания, когда все полетело к чертям.

Того финального Испытания, которое я спешил закончить, только чтобы увидеть ее на другом конце.

Я не щелкал ее по носу с тех пор, как был настолько глуп, что позволил себе испытывать к ней чувства. И все же я здесь, следую той же судьбе. Попавший в ту же ловушку. С той же Пэйдин.

Она прочищает горло, внезапно полностью проснувшись.

— Хочешь, чтобы я продолжала пытаться сбежать?

— Это довольно занимательно, — отвечаю я как можно небрежнее, хотя чувствую совсем не это.

— Рада слышать. Потому что я и не собиралась останавливаться.

Одним быстрым движением она хватает острый камень возле спального мешка и прижимает его к моему горлу, наклоняясь.

— Этого хватит, чтобы я смогла сбежать, как думаешь?

Моя улыбка исчезает, превращаясь в гримасу, когда другой рукой она упирается в мое бедро, чтобы приподняться.

— Только если ты сможешь довести дело до конца, — выдавливаю я, выдыхая.

Ее брови сдвигаются в выражении, похожем на беспокойство.

— Что случилось? Почему у тебя такое лицо?

— Может быть, — с трудом говорю я, — это связано с камнем, который впивается мне в шею.

— О, да ладно, я почти не давлю…

Она снова опирается на мое бедро, и я слегка вздрагиваю, но она все же успевает заметить это движение. Ее взгляд опускается на мою рубашку, и глаза расширяются от увиденного.

— Почему ты истекаешь кровью? — она резко поднимает голову. — Почему ты не сказал, что ранен?

— Это всего лишь царапина, Грэй…

— Царапина? — задыхается она, роняя камень. — Твоя кровь проступает сквозь рубашку. Я бы не назвала это царапиной.

— Ты беспокоишься обо мне? — она отводит взгляд, закатывая глаза. — По-моему, ты беспокоишься.