Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом

Это уже была полная ересь. Джимми положил бритву от греха подальше и принялся проливать свет в непотребную тьму Штыря.

— Штырь, ты осел, — сказал он. — Ты никакого понятия об этом не имеешь. Будь у тебя хоть капля здравого смысла, ты бы понял, что в жизни есть только одна высокая цель — жениться. От вас, тупоголовых холостяков, меня мутит. Только подумай, как тебе жилось бы, будь у тебя жена. Подумай о том, как в морозную зимнюю ночь ты идешь на дело и знаешь, что тебя, когда ты вернешься, уже ждут тарелка горячего супчика и заранее согретые уютные шлепанцы. А потом она примостится у тебя на коленях, и ты расскажешь ей, как подстрелил полицейского, и вы вместе разберете добычу! Просто вообразить не могу ничего милее! А по дому будут бегать маленькие штырята. Неужели ты не видишь, как они скачут от радости, когда ты проскальзываешь в окно и сообщаешь им радостную новость? «Папоцка убил легаса!» — звенят тоненькие восторженные голоски. И все оделяются сластями в честь великого события. Златокудрый малютка Джимми Муллинс, мой крестник, получает шестипенсовик за то, что днем швырнул камнем в переодетого детектива. Всеобщее веселье и вкусная здоровая пища. Поверь мне, Штырь, нет ничего лучше домашнего очага.

— Была одна девочка, — мечтательно сказал Штырь. — Да только она больше хвостом вертела, а потом вышла за фараона.

— Она была тебя недостойна, Штырь, — сочувственно сказал Джимми. — Девушка, способная так скурвиться, тебе не подошла бы. Подыщи милую, чуткую девушку, романтично восхищенную твоей профессией. А пока разреши мне добриться, а не то я опоздаю к обеду. Вечер ознаменуют великие дела.

Штырь воодушевился:

— Само собой, босс! Я про то…

— Если бы ты мог, Штырь, собрать в один чан всю голубую кровь, которая ожидается здесь сегодня, то ее хватило бы открыть красильню. Впрочем, лучше не пытайся. Возможно, им это не понравится. Кстати, тебе случилось еще раз… да нет, естественно, случилось. Я имею в виду, ты пробовал поговорить с этим камердинером, ну, с тем, которого ты записал в сыщики?

— Дык, босс, о том…

— Надеюсь, что он покомпетентнее моего старого друга Гейлера. Этот человек действует мне на нервы, Штырь. Жмется ко мне, как собачонка. Полагаю, сейчас он притаился в коридоре. Ты его видел?

— Видел! Босс! Дык…

Джимми оглядел Штыря с серьезным вниманием.

— Штырь, — сказал он, — тебя что-то гнетет. Ты порываешься что-то сказать. Что именно? Давай выкладывай.

Возбуждение Штыря нашло исход в каскаде слов.

— И-ех, босс! Да уж, вечерок выдался что надо. Башка у меня прямо гудит. Само собой! Когда я, значит, был днем в гардеробной сэра Томаса…

— Что-о!

— Да легче легкого. Перед самой грозой, когда темно стало, дальше некуда. Дык, я был…

— В гардеробной сэра Томаса! Какого…

Штырь как будто слегка смутился. Он виновато ухмыльнулся и зашаркал подошвами.

— Я их заполучил, босс, — сказал он с самодовольной усмешкой.

— Заполучил? Что заполучил?

— Да вот…

Штырь запустил руку в карман и извлек блистающий клубок. Бриллиантовое колье леди Джулии Башли.

Глава 22. Как двое коллег не пришли к согласию

— Сто тысяч, — журчал Штырь, любовно созерцая бриллианты. — Я и говорю себе: «Боссу-то самому не до них. По горло занят с энтими фраерочками. Значит, дело за мной, — говорю я, — вот босс-то обрадуется, что мы их увели под шумок». Ну, я и…

Джимми подал голос с энергией, которая ошеломила его верного последователя. Кошмарный ужас ситуации в первый момент подействовал на него, как удар в область под жилетом. Но теперь у него, как выразился бы Штырь, дыхалку прочистило. И пока Штырь слушал, блаженная ухмылка медленно сползала с его физиономии. Даже в Бауэри, где прохода не было от прямодушных друзей, ему не доводилось выслушивать такие сокрушающие резюме его умственных и нравственных дефектов.

— Босс! — протестующе заикнулся он.

— Всего лишь черновой набросок, — сказал Джимми и перевел дух. — Без подготовки я не способен воздать тебе должное. Ты слишком необъятен и непостижим.

— Дык, босс, что на вас наехало? Вы что, не рады?

— Рад! — Джимми рассек рукой воздух пополам. — Рад! Псих чокнутый! Или ты не понимаешь, что натворил?

— Знамо дело, я их стырил, — сказал Штырь, чей интеллект не отличался восприимчивостью к новым идеям. Ему мнилось, что Джимми упускает из виду главное.

— Или, когда тебе вздумалось стащить те украшения, я тебе не сказал сидеть смирно?

Физиономия Штыря прояснилась. Как он и подозревал, Джимми упустил главное.

— Дык, слышь, босс, ну, говорили. Но те-то же всего ничего. Само собой, вам на такую мелочишку чего размениваться. А энти совсем другой колер. Энти — самое оно. На сто зелененьких тянут.

— Штырь, — сказал Джимми с мученическим терпением.

— Чего?

— Ты способен послушать минуту, не перебивая?

— Само собой.