За все эти годы скопил Натаныч имущества, как говорили о нем хорошо знающие его колхозники, — неизменный батожок и козью ножку. Зато друзей у него было немало и землю донецкую он всю прошел — от края до края.
И как-то уж получалось так, что он без зова всегда оказывался там, где было труднее всего. Первый приходил на любую общественную работу, связанную не только с умственным, но и с физическим трудом, а таких в советское время было немало, и, как правило, труд его был волонтерским. И всегда ухитрялся оказаться именно в таких домах колхозников и безславинцев, где люди нуждались в настоящей помощи, и не только финансовой.
Даже выйдя на пенсию, Натаныч, почувствовав, что многие люди не смогут обойтись без его помощи, стал гипнотизером и, как говорилось ранее, задаром перегипнотизировал почти весь Безславинск!
Честность и порядочность Натаныча были очевидны. Он прожил со своей женой Зоей долгую жизнь, вырастил дочь, теперь занимался внуком, в котором души не чаял.
А сейчас МарТин сидел за свадебным столом и гладил по голове своего деда точно так, как тот делал это тогда, на весеннем поле, и как он это делал вечерами, сидя дома перед телевизором — ласково гладил своего внука по макушке.
Глядя на празднующую толпу гостей помутневшими глазами, МарТин размышлял: «Интересно, почему люди так веселы, общительны и добры, когда выпьют этой невкусной жидкости? Почему бы им не быть такими же в своей обычной повседневной жизни? Это же так просто!»
МарТин вдруг подумал: «А где же Энни? Куда она подевалась? И почему не видно мотоциклиста? Неужели они вместе… О, Боже! Только не это! Только не сейчас, когда мне вот так плохо и я ничего не могу поделать».
МарТина сильно расстроила недавняя неприязнь Анны по отношению к нему, и он всё больше и больше беспокоился, что у них затруднения, когда подойдёт время для укрепления их отношений, которые неминуемо должны перерасти в дружбу. Так считал МарТин: он и Энни станут друзьями, которые всегда будут вместе, которые неизменно, не задумываясь, встанут друг за друга, даже если кто-то из них будет не прав.
Натаныч поднял голову, ох, недаром говорят, что краток, краток сон… И, судя по всему, реальность смешалась у него с видениями, поскольку он принялся поучать прокуроршу Ромакову:
— А вы с Кузьмой потакайте ему больше, свадьба — на тебе, дальше вертолёт запросит. Всего месяц-таки как вернулся, а уж разнахальничался… И шо вы все скачите, как скипидарные…
Стало прохладно, заморосило. Шум свадьбы оглушал МарТина всё больше и больше, и он принял решение уединиться. Захотелось побыть вообще одному. Ну или в крайнем случае, с отцом. И здесь он вспомнил одну из любимых отцовских пословиц: «Друг — это тот, кто в большой, шумной компании заметил, что ты ушел».
Глава 10
Паня-ал!
МарТин поднялся. Уже никто и ничто не в состоянии были удержать его. Весь он был теперь во власти злобы и жалости к себе. Он, не теряя последней надежды, беспокойно отыскивал глазами Анну, и когда осознал, что её точно здесь нет, вышел из ворот и побрел как зомби в сторону сарая, где иногда прятался от дождя. Миновав собачью будку, по-прежнему стоявшую посреди дороги, ведь гулялась свадьба и Кузьме было не до своего преданного пса, МарТин прошёл между хатами, пролез сквозь дыру в заборе и оказался прямо у входа в деревянный сарай.
«Пьёсик-то голодный, наверное?» — подумал МарТин и сразу кинулся тем же путём обратно к свадебному столу. С недавних пор всех собак МарТин называл исключительно «пьёсик», подражая Бэб-Зои, которая при виде животных любила приговаривать: «Ах ты, пёсик-балбосик».
Снова окунувшись в шум праздника, он уже не видел раскрасневшихся лиц с блестящими глазами, не слышал песнопений и криков. Он пробирался к заветному гусю с яблоками, по-прежнему стоявшему во главе стола. И хотя гости изрядно пощипали птицу, основная тушка еще возвышалась на блюде, источая заманчивый аромат зажаренной в печи дичи.
«Это очень-очень плохо, когда берешь что-то без разрешения», — крутилось у МарТина в голове, — «Но пёсик тоже хочет отпраздновать свадьбу, ведь он такой же член их семьи, а значит, я всё делаю правильно».
Аккуратно, чтобы не уронить, МарТин поднял блюдо и понёс.
— Э! Монгол! Ти куди гусака потягнув? — поинтересовалась Вика.
— В натуре крысятничает монголушка! — поддержал вику Скворец, к тому моменту уже изрядно захмелев.
— Тебе жалко? — обнимая свою невесту, буркнул Генка, — Пусть дурачок наестся хоть вдоволь, его, поди, бабка с дедом и не кормят толком…
— Вони так напару зжеруть и вип'ють бильше, ниж грошей подарували, — сетовала Вика, ощупывая грудь — все ли подарочные пакеты и дорогие цепи золотые на месте?
«Однако…» — подумал участковый инспектор Ябунин, заприметив, как МарТин целеустремленно вышел со двора, унося с собой ароматного гуся. После он перевел грозный взгляд на Скворца — эдакого разгульного беспредельщика, которому всё сходит с рук. Вспомнил, какой щедрый подарок тот презентовал новобрачным. Нахмурился… Запрокинул рюмку и не сдержался: