— И правильно! Тебе ещё рановато этой гадостью травиться! — громко сказала Ромакова и громко, тряся своими обвислыми щеками, засмеялась.
Анна теребила подол сарафана. Она не могла подобрать начальных слов, хотя к встрече с всемогущей прокуроршей давно готовилась. В смехе Степаниды Владимировны, в пытливой устремленности ее взора, в многословии и нарочитой резкости Анна почувствовала и оскорбленную гордость ребенка, выросшего без родителей, и старательно скрываемое их с бабушкой нищенское положение.
Наконец прокурорша нашла бутыль, налила самогонки, выпила, закусила чем попалось и спросила:
— Да что же ты это стоишь, будто лом проглотила?! Я же не крокодил! Не съем тебя! Ты мне со своей бабулей очень нравишься. Мне бы вот такую как ты невестку, а не ту, что мой дурень себе отхватил с перепуга…
Анну поразила быстрая смена настроения у этой большой и ужасной женщины. Она доверчиво улыбнулась прокурорше.
Степанида Владимировна поправила волосы и почесала поясницу. Анна в упор рассматривала ее крупное, перекошенное от самогонки лицо с широким мужским любом.
— Ну, чево уставилась-то? — добродушно спросила прокурорша и опустилась на стул, — Присаживайся, рассказывай.
Анна села напротив.
Собрав всю силу воли, Анна улыбнулась прокурорше губами, но её лицо осталось сосредоточенным.
«Дружбу не планируют, про любовь не кричат, правду не доказывают…», — вспомнила Анна одну из любимых поговорок своей бабушки и сразу перешла к главному:
— Завтра приезжает мой папа. Он отсидел весь свой срок.
— Быстро время пролетело… — вспомнила прокурорша и день суда, и тот безжалостный приговор, вынесенный ею, по сути, невиновному человеку.
Последние месяцы Анна все чаще и чаще думала об отце, почти каждую ночь видела его во сне — то так, то эдак представляла себе их встречу. Анна просыпалась и подолгу не могла заснуть, вспоминала детство, лицо отца, мамино лицо, сотни раз прокручивала в мыслях содержание писем отца, его признания, просьбы о прощении…
— Я хочу попросить, чтобы вы приняли его у себя, спрятали в своём доме на первых порах, а то с ним наверняка случится что-то неладное. Я чувствую это…
— Почему я должна его прятать? — удивилась прокурорша.
— Ну, ведь вы же осудили его за убийство, которого он не совершал. Я тогда была совсем маленькая, ничего не понимала, но прошли годы, и всё встало на свои места. Отец мне всё в подробностях описал, и бабушка всё это подтвердила…
Анна смотрела в проницательные глаза Ромаковой: они были теперь совсем темными и строгими.
— Я подумаю, как правильно поступить в этой ситуации, — с расстановкой заговорила Степанида Владимировна, — а сейчас иди к гостям и давай не будем портить праздник моему сыну печальными воспоминаниями.
— Пообещайте мне, что вы не дадите моему отцу просто вернуться сюда и в первые же дни погибнуть!
— Ишь ты! Напористая какая! Не волнуйся, не погибнет твой отец! — прокурорша схватила Анну за руки и, натянуто улыбаясь, потащила во двор, — А сейчас пойдём к гостям, нехорошо их без присмотра-то оставлять!
И госпожа Ромакова была абсолютно права. Стоило им вернуться к праздничному столу, первое, что увидела Анна, был МарТин, лежавший на земле без сознания.
Анна, перепугавшись за состояние МарТина, кинулась с кувшином к водоразборной колонке, стоявшей недалеко от ворот. Вернувшись, она окатила «обоих», лежавших на боку в позе «ложки» прямо на земле. МарТин зашевелился, застонал и как-то по-утиному закряхтел, а бескозырка не реагировала. Анна снова побежала к колонке за ледяной водой, и пока она приводила в чувство МарТина, к Вахлону подсел Кузьма и поинтересовался:
— А що, Ванёк, Анютка-то подобається тоби? Вирно, краля дивка, а? Хоча ти ешо своевольник, весь в батьку, и в красоте чистой пока не розбираєшся.
Вахлон находился в том возрасте, когда нераскрывшиеся ещё цветы манят к себе, когда предпочитают давать в долг, не становясь должником. Он оказывал большие знаки внимания почти любой смазливой «девчуле» (так он ласково называл девушек), пока в её глазах не появится неосознанная надежда. А как задышит «девчуля» взволнованно, да ещё, не дай Бог, отдастся ему полностью, тогда он ничем уж не выделяет её. И жалел девчонку недолго — любил волю и возможность разбить очередное девичье сердце.
— Значит, дядь Кузьма, считаешь ты, что я в красоте чистой Анютиной разобраться не смогу?
— Нет, племяш, не дорос ты есчо!
— Ну, это мы «есчо» поглядим… — промурлыкал Вахлон, подобно мартовскому коту, готовому всю ночь напролёт озабочено носиться по крышам домов и гаражей в поисках своей очередной жертвы.
Гости уже изрядно подвыпили, когда во двор особняка прокурорши вошла троица в черном. То явился на свадьбу местный криминальный авторитет в сопровождении братвы, состоявшей из двух телохранителей.
«А этих кто позвал?!» — удивилась прокурорша и вопросительно посмотрела на сына, затем на участкового, и после, сменив выражение лица на «извинительную гримасу», уставилась на главу городского совета и его окружение.