— Ну, шо, научили тебя в столицах жопой-то вилять? — коряво сострил толстяк Ябунин, любитель плоско пошутить с молодыми женщинами.
Людон остановилась, убрала руки участкового со своих ягодиц, широко расставила ноги.
— Что ты имеешь в виду? — злобно спросила она Ябунина.
Участковый инспектор нагнулся к лицу «франтихи-продавщицы» и, оскалив крупные золотые зубы и дыхнув на неё сильнейшим перегаром, сказал:
— Рыло-то раз измажешь, говорю, потом хрен ототрешься!
Людон как-то разом подобралась вся, словно кошка, готовящаяся к прыжку, и, глядя с уничтожающим презрением на жирного, красномордого шутника, не сказала, а, казалось, харкнула ему прямо в рожу:
— Кабан ты осьмипудовый! Хабал ты дряблый! Да ведь о красную твою харю хоть прикуривай! Да я таких, как ты, брюхачей поганых, в упор не вижу! Пошел ты… — плюнула, отвернулась и двинула к столу.
Словно мешок с требухой, установленный на два высоких полена, остался стоять участковый Ябунин в центре танцплощадки, раскачиваясь в разные стороны.
Степанида Владимировна вынесла к столу свадебный торт, изготовленный на заказ соседкой-кулинаршей. Он был трехъярусным, с затейливыми орнаментами из шоколадных разноцветных цветов.
— Це весильни торти на замовлення! — провозгласил дед Кузьма и… Нет-нет, Кузьма не опрокинул торт и не бухнулся в него лицом, споткнувшись о ножку стула. Он выхватил поднос с кулинарным шедевром соседки и со словами «Завтра отведают!» утащил его обратно в дом, или, как он сам любил говаривать, «фортеця, а не хатина».
Лана Дмитрина, едва держась на ногах, «вальсировала» с кроликом DurenBell, таская его за собой по земле. Не хватало ей своей музыки задорной, чтобы в пляс пойти. За физруком и кроликом внимательно, не отводя глаз следили захмелевшие «донецкие корреспонденты» и Изиль Лелюдович. Но если у первых интерес был скрытым, то у директора Огрызко очевиден. «Пьяная баба сама не своя. Пьяная баба свиньям прибава, — твердил он в захмелевшем уме, не спуская со „Светлячка“ взволнованных, злых глаз. — На кой черт я на этой твари женился?.. Вот бы её шальная пуля подкосила… То-то радости бы мне было! Как же она меня достала! Мразь циничная! А может?.. Попросить кого?.. Может, самому её под шумок грохнуть? Время-то сейчас самое подходящее! Кому война, а кому мать родна…».
За столом у противоположного края восседал самодовольный, покусанный пчелами мужичонка-баянист — ему удалось заполучить назад свой музыкальный инструмент, и он то затягивал заунылые песни, выбивая слезу у бабёнок постарше, то играл каждое колено с разными вывертами, вводя в краску девиц нецелованных своими частушками.
МарТин одиноко сидел за праздничным столом, поедая лакомства — пироги с начинкой из вишнёвого конфитюра. Он не мог смотреть в сторону танцплощадки, несмотря на то, что смирился с решением Анны — развлекаться, как ей заблагорассудится. И хотя МарТин контролировал свою ревность, на душе у него по-прежнему скребли кошки: «Ну зачем она танцует с этим парнем? Зачем уделяет ему столько внимания и времени? Может, из-за того, что он приехал на мотоцикле? Или из-за того, что он берёт нахрапом? Хоть он и красив снаружи, мне кажется, что внутри он — злой тролль из табакерки. Скорее бы уже закончилась эта свадьба! Ох, чего мне ещё съесть, чтобы не думать обо всём этом?». Но глаза МарТина, не слушаясь своего хозяина, то и дело косились в сторону Анны. Так могу, думал он, так тоже могу. Так… Смог бы. И смог бы так, как он не может! МарТин представлял, что если вдруг заиграет его любимая импровизация на композицию Эннио Морриконе
В финале шлягера Лана Дмитрина закрутилась вместе с игрушечным кроликом, потеряла равновесие и, совсем обезумев от празднования, бубухнулась в кусты малины с «прощальным» воплем:
— Сколько Укры не воюй, победа будет русская!
«Донецкие корреспонденты» кинулись на помощь физруку Верходуровой. И пока «нестриженный пудель» вытаскивал Лану Дмитрину, его старший товарищ занимался кроликом. Вернее, не с самим кроликом, а с камуфляжем батарейки, прикрепленной к спине игрушки. Орудуя выкидным спецназовским ножом, Олежа Валерич лихо извлек странное металлическое устройство, внешне напоминающее массивный электрошокер с выпуклой красной кнопкой сбоку. Кнопку от преждевременного нажатия оберегал некий предохранитель.
— О! Долбоящер! Оператор! Как тебя там, монгол, что ли… — обратился Вахлон к МарТину, когда он один, без Анны, вернулся за стол, — Выпей за молодых, а то не по-русски как-то! И говоришь, и выглядишь, и трезвый…
Воспользовавшись моментом, который Анна ждала не только весь вечер, но и все предыдущие дни, когда прокурорша Ромакова была уже пьяна, но ещё хорошо соображала, наша молодая танцовщица подошла к хозяйке особняка с настойчивым предложением уединиться для конфиденциальной беседы.
— Я не понимай, — отрезал МарТин Вахлона и продолжил по-английски: — Я, к сожалению, очень плохо понимаю по-русски.