Терехов и его друзья так сильно негодовали, что в какой-то момент разошлись во мнениях и своих антироссийских выпадах, что дело чуть не дошло до самой настоящей драки. Хотя, пару носов они успели свернуть друг другу.
Жаль, что они не понимают элементарного — некто просто-напросто жаждет отвлечь их внимание от истинной проблемы, избрав для этого вымышленную угрозу в виде президента Российского. Ведь русские, украинцы и белорусы — один язык, один род, одна кровь!
Достаточно задать себе всего один вопрос: как легче всего обескровить народ, лишить его сил? Ответ крайне прост.
Чтобы уничтожить народ, его надо раздробить, раскроить на части и убедить образовавшиеся группы в том, что они есть отдельные, самостийные, сами по себе существующие — даже враждебные — национальные кучки.
И многие в мире действительно верят в то, что им вдалбливают в голову западные политики: «Украинская нация — это реальность, которая имеет под собой, по крайней мере, тысячу лет аутентичной истории. Ни один народ не боролся так тяжело, как украинцы, чтобы утвердить свою независимость; украинская земля насквозь пропитана кровью». Вот вам и «незалежная»…
«Погуляли круто тогда! Почудили по полной! Коксом ещё вечером закинулись, шмар местных оттянули! Кайф!» — думал Терехов.
— Ну, чо, Богдан, всё принесли?
— Типа того, — отвечал солдат плотного телосложения с квадратным куском зеркала под мышкой.
— Ну, и кто из вас первым оприходует эту сучку, пока она ещё дергается? — спросил прапорщик и надменно ухмыльнулся.
— Не надо, ради Бога, не надо! — взмолилась Танька, вскочила и кинулась к выходу, качаясь от сильного головокружения.
— Стоять, падла! — грубо ругаясь, усатый прапорщик быстро нагнал её, сильно шибанул коленом в поясницу и потащил уже упавшую на пол девушку за растрепавшиеся волосы обратно в угол — на кучу соломы.
Второй из солдат, который стоял с вещмешком, снял свой черный берет и набожно перекрестился. На белый лоб парня волной падал черный чуб. Над губой резался первый ус.
— Остап, ти що молишся? — удивленно спросил Богдан, устанавливая зеркало подальше от сопротивляющейся Таньки.
— Та не по-людськи якось… — ответил тихо Остап.
— Давай сюда мешок, и поменьше пиздежа, — приказал прапорщик.
Вывалив на пол содержимое вещмешка, прапорщик схватил в руки бутылку горилки, распечатал её, сделал несколько больших глотков и передал плотному солдату. Тот, в свою очередь, присосался к бутылке и, слегка поперхнувшись, выпил почти половину содержимого.
— Тепер ти, Остап, пий!
Остап, пару раз глотнув, вернул бутылку прапорщику. Усатый вояка поднял пустой вещмешок, побрызгал на него горилкой и кинул в лицо Таньке.
— Вытирай давай от крови свои ляжки и мохнатку! Быстро!
Трясущаяся от страха и боли Сметанкина повиновалась.
Солнце уже село, и амбар погрузился в сумерки, заметно потемнело, похолодало.
Когда прапорщик Терехов увидел, что девушка закончила вытираться, он ткнул ей бутылку в лицо:
— Пей, стерва!
— Я не буду, я не могу…
— Допьешь всю горилку до конца — пощадим… А не допьёшь, сиськи отрежу. Выбирай! — губы прапорщика скривились в дьявольской улыбке, он был решителен и непреклонен.
Слово «выбирай» он сказал совсем тихо, почти шепотом, но отдалось оно в Танькиной голове громче других слов.
Прапорщик включил свой «фотик» в режим видеозаписи и направил объектив на Сметанкину.
Девушка, словно позабыв, что она абсолютно нагая, взяла бутылку и, уже не прикрываясь руками, начала медленно пить горилку. Она допила все содержимое, ни разу не поперхнувшись, как будто пила не горилку, а просто воду. Затем легла на сено и замерла.
— Рядовой Буткевич! Раздеться догола! — дурашливым голосом приказал Терехов.
— Що, прямо зараз? — слегка смутился Богдан.
— Нет, блин! Через неделю! Пойдём повоюем, а она нас здесь полежит да подождёт!
— Ладно-ладно… — стягивая с себя форму, неуверенно произнес рядовой. Остап стоял по стойке смирно, как окаменевший идол. Тем временем прапорщик присел на корточки рядом с Танькой и, насвистывая, принялся снимать крупные планы ее тела.
Наконец Богдан разделся, лёг рядом с девушкой и попросил:
— Михаил, может без видео… а то у мене так не встане.
— Встанет! Она сейчас его подымет! — и, правой рукой схватив Таньку за волосы, подтащил её лицо к гениталиям солдата, не выпуская из левой руки свой фотоаппарат.
— Солдатики! Миленькие! — завыла она, — Что угодно для вас сделаю, только не мучайте вы меня! Хотите, я вам эту сучку Аньку, которая вашего друга убила, как на тарелочке доставлю? Приведу сюда! Честное слово!
— Ты кому тут мозги втираешь?
— Правда-правда! Только не мучайте!
— Посмотрим на твоё поведение, — рассуждал прапорщик, — А сейчас соси, давай, тварь!
Богдан откинулся на спину, а Сметанкина молча приступила к исполнению требований прапорщика.
Через короткое время, на радость «оператора» Терехова, Богдан уже вовсю дергался на Таньке, всё глубже и глубже заходя в неё своим разгоряченным членом.
Так продолжалось недолго, минут пять-шесть, пока достигший оргазма Богдан не завалился на девушку в блаженном изнеможении.
— Теперь ты! — рявкнул на Остапа прапорщик.