Безславинск

В свои юные годы она казалась гораздо взрослее сверстников и даже Анны, которая всегда выглядела старше своих лет. И звать её могли как-то иначе, например Юлия Тифошенко или Надежда Сравченко, но больше всего ей подходило быть Танькой Сметанкиной! Прапорщик — здоровенный детина под два метра ростом, носивший пышные пшеничные усы под горбатым грузинским носом, — вырвал из рук Сметанкиной сумку.

— О! Хавчик! Это очень кстати!

Прапорщик Терехов хорошо говорил по-русски, поскольку грузином он был только по матери, но умудрился взять как и от отца, так и от матери-грузинки самые худшие их национальные качества. Он был «солдатом удачи», то есть наёмником. Имел богатый опыт боевых операций, но не имел ни грамма сострадания к человеческому существу. Проще говоря, Терехов стал зависимыми от своей «работы» и видел в убийстве людей лишь заработок денег и самореализацию. Любил частенько упоминать, что состоит в близком родстве с самим Саакашвили! И, дескать, когда вышеупомянутый вороватый политик был президентом Грузии, то у семьи самого прапорщика была не жизнь, а малина!

Итак, прапорщик резко рванул за Танькин топик, одновременно с тем зацепив и бюстгальтер.

— Вот это сиськи!

Обрадовались бойцы, увидев конопатую крупную грудь с большими сосками и радужной ареолой.

— Мамочка! Спасите! — вырвалось у Таньки, и она разрыдалась, упала на колени, согнулась, чтобы прикрыть свою наготу.

— Тепер ти свої показуй! — прикрикнул на Анну самый молодой из солдат. Он был мал ростом, тщедушен и остролиц. Длинной, тонкой шеей и подбородком, покрытым рыжеватым пушком, солдат напоминал неоперившегося гусенка.

— Я тебе щас всё показую! — сквозь зубы процедила Анна и кинулась на «гусенка». Никто не ожидал такой прыти от девушки, и когда она завалила наземь солдата и у того хлынула кровь из перегрызенной сонной артерии, было уже поздно.

Руками как у подростка «гусенок» схватился за тонкую свою шею и заверещал:

— Допоможіть! Хлопці! Вмираю!

— Беги, Танёк! — крикнула подружке Анна и дикой кошкой кинулась напролом через ближайший кустарник. Танька Сметанкина попыталась последовать примеру Анны, но была сшиблена с ног сильным ударом приклада по голове. Двое солдат рванули было за Анной, но, запутавшись в кустах, сразу сбились с пути. Единственное, что им оставалось — это хаотично палить из штурмовых винтовок вслед ускользающей девушке с окровавленным ртом и подбородком. Анна дикой кошкой бежала по лесу. На секунду замерла, прислонилась к стволу сухой лиственницы — пуля впилась в дерево в вершке от её головы — и стремглав кинулась дальше.

Так, путая следы, через непролазный колодник и чащуру уходит раненый зверь, делает «сметки» в воду, прыгает по вершинам пней, чтобы в конце концов издохнуть в недоступной, темной расселине обомлевшего утеса.

Как ни старались помочь солдаты «гусенку», он, захлёбываясь слезами и проклятиями в адрес кацапов да маскалей, скоро преставился и «присоединился к большинству».

Усатый прапорщик разорвал всю одежду на Сметанкиной, которая с трудом пришла в себя после оглушительного удара, затем снял с «гусенка» ремень, петлёй накинул его на шею абсолютно голой девушки и потащил её за конец ремня в сторону заброшенного амбара, будто необъезженную кобылицу.

— В немецких сказках добро всегда в конце грубо и извращенно насилует зло! — приговаривал на ходу прапорщик.

Двое других солдат по-очереди понесли быстро остывающее тело «гусенка».

— Господи! Дяденьки, миленькие! Не надо! Отпустите вы меня! Я ж ни в чем не виновата! — рыдала всю дорогу Танька, за что периодически получала мощные оплеухи и пинки.

Добравшись до амбара, прапорщик Терехов распорядился:

— Оттащите его до дислокации и возвращайтесь назад. И прихватите мой фотик, педальный насос, фонарь, литруху горилки, веревку и… — здесь он задумался, посмотрел в заплаканные глаза девушки, добавил: — и зеркало побольше.

К тому времени, когда солдаты с точностью до мелочей исполнили указания прапорщика-полукровки и вернулись в амбар, Танька уже лежала в углу на сене с окровавленными ногами и низом живота. Амбал-прапорщик лишил девственности все имеющиеся отверстия на её девичьем теле, исключая уши и нос.

В вечернем смертно-сонном лесу, окружавшим ангар, было тихо, как в колодце, только далеко чуть слышно выколачивал дробь неутомимый плотник — дятел, да тяжелый стон исходил из грудной клетки осрамленной девушки, шею которой по-прежнему сдавливал ремень «гусенка».

С широко расставленными ногами прапорщик Терехов сидел в одной тельняшке-майке рядом с Танькой. Его ляжки и гениталии были тоже в девственной крови. Сложно себе представить, но на его левом плече была татуировка свастики, означавшая явное сочувствие Третьему Рейху. Он курил, смачно сплёвывая на пол, и вспоминал, как совсем недавно распивал горилку в Костополи у «памятника» Путину, выполненному в виде мраморной надгробной плиты. Там вместе со своими многонациональными дружками — такими же наёмниками, как и сам он, Терехов громче всех выкрикивал антироссийские лозунги, как мог надругался над «памятником», делая на память вульгарные сэлфи.