Безславинск

Да кидай их уже! — крикнул Вахлон и присвистнул. Генка повиновался совету брата и запустил трусы вверх. И, конечно, они зацепились за навес в том же месте, где висел букет невесты. Теперь на стол кинулись парни, пытаясь заполучить оригинальный приз. Вот только сам Вахлон проигнорировал этот конкурс — он плотно занимался Анной, на плечо которой уже положил руку и весело щебетал ей на ухо всякую северностоличную дребедень.

— На стол больше не пущууууу!! — взвыла прокурорша и схватила за штаны одного из молодых парней.

Олежа Валерич взглянул на падающее за горизонт солнце, обернулся в сторону горланившей прокурорши и в мыслях стал яростно избивать её плетью. Он затащил здоровенную бабищу в подвал и, обзывая «тварью двужопой», бил её там до тех пор, пока она не превратилась в окровавленную тушу. А после уставший и вспотевший «корреспондент» поднялся на второй этаж, где в спальне его уже поджидал морячок Генка.

Запрокинув за голову руки, он лежал на широкой кровати поверх бархатного покрывала — абсолютно голый, в одной только бескозырке, — и безучастно смотрел в окно. Мысли его были где-то далеко. Глаза, устремленные на расплавленные солнцем крыши домов, тлевших, как большие костры, ничего там не видели. Казалось, он думал о несчастной безответной любви, сломавшей всю его жизнь…

Солнце уже зашло, когда Олежа Валерич тешил себя похотными думами о гомосексуальном совокуплении с Генкой.

— За Гену и Валеру… — заплетающимся языком декламировала Лана Дмитрина. Казалось, что она совершенно обезумела от самогонки, у многих гостей от её поведения уже трещала голова, особенно когда она подсаживалась к какому-нибудь мужичку и под баян орала свои частушки.

— Да Вика она, блин! Викой мою невесту звать! Бать, коромбель уже где?

Веселье начало принимать разгульный характер. Растроганно-счастливый дед Кузьма из большой бутыли подливал в стаканы, угощал жеманившихся женщин. Народ явно захмелел. Подвыпивший Изиль Лелюдович и его жена кричали молодым «горько». За столом сидела и младшая сестра прокурорши Ромаковой, кривая и немая Дуняша, сиявшая от праздничного возбуждения.

Отец Григорий, не спав всю ночь, отслужив утреннюю службу и прочитав отпевальную стихиру над погибшими, не отходил от Генки и всё нашептывал на ухо о сладости покаяния, о блудном сыне, кающемся грешнике…

Молодая черноглазая женщина из родни деда Кузьмы после первой же рюмки горилки затянула свадебную:

Хороши цветы весной, я люблю их день деньской.

Я смотрю во все глаза, ах, какая красота!

Ромашка белая, лепесточки нежные

Мне дороже всех цветов, ведь она — моя любовь!

Вика, а за ней девушки и женщины голосисто подхватили.

Степанида Владимировна, исполняя роль заботливой хозяйки, особенно ухаживала за «донецкими корреспондентами»:

— А вот окрошка моя, на всю округу славится! Я вместо кваса бражку лью, а вместо колбасы сало копченое добавляю и чесночка побольше, да сметанки, сметанки з перцем. Народ её «Пэрдунэц» прозвал! Уж очень хорошо кишки она чистит! Попробуйте, гости дорогие!

— Я окрошку не шибко люблю, она мне блевотину напоминает, — кривя лицо, пояснил «нестриженный пудель».

— Не поняла юмора, — удивилась прокурорша, услышав такое странное сравнение.

— А может, ему организьма не позволяет твоим Пэрдунэцом баловаться, — предположил находчивый дед Кузьма.

— Да это он пошутил! — вклинился Олежа Валерич. — Наливайте, хозяйка, свой Пэрдунэц! Наливайте до краёв! Прочистимся с удовольствием!

И уже шепотом, чтобы никто не слышал, добавил в ухо своему соседу:

— Совсем оху@л? Какая ещё блевотина? Русские и хохлы обожают окрошку! Болван!

Наконец Кузьма притащил под мышкой красную коробку, перевязанную бантом. Генка взял коробку у отца, подмигнул ему и вручил свой подарок невесте. Вика тотчас же вскрыла ленту, сняла крышку и достала высокий ботинок с каблуком для фигурного катания. И конечно, к ботинку было надёжно прикреплено лезвие конька — всё как полагается!

— А вот и мой подарок! — обратился Генка к гостям. — Я подумал: ну подарю ей сапоги, сносит их — и забудет, а это на всю жизнь останется! Память о свадьбе!

— Та ти що, идиот зовсим? — возмутилась шокированная Вика. — Я ж и кататися-те не умию!

— Не можешь — научим! Не хочешь — заставим! А будешь просто так ходить, без железяк, — век не сносишь!

— Та пишов ти! Козёл кривоногий! — не сдержалась Вика и со всей силы шибанула Генку бутылкой по лбу. Жених рухнул без сознания. Повезло Вике, что в тот момент её свекровь Степанида Владимировна отправилась на кухню за новой порцией своего фирменного «Пэрдунца», в противном случае невестка бы пала рядом с Генкой с как минимум выбитой челюстью — кулаки у прокурорши были подстать мужицким.

— Украинский черноморский флот медленно пошёл ко дну, — съязвил Вахлон.

Глава 8 Церковь в Отрежке

Заметно завечерело. Нагретое днем краснокирпичное здание прихода во имя Всевеликого Войска Донского остывало. Прохладой обдавало и невысокий купол с четырьмя декоративными главками, и колокольню, и могильные кресты, жавшиеся друг к другу на примыкавшем к церкви кладбище.