— Гендос, здорова, братан! — поприветствовал жениха авторитет по кличке Скворец, образованной от его украинской фамилии Шпак.
— О! Скворец! Бродяга! Заходи! — обрадовался Генка, готовый на тот момент принять у себя на свадьбе хоть Бога, хоть Черта, хоть президента или хоть любого вора в законе. — Падай рядом со мной! И бойцов своих усаживай.
— Да пустяки, пацанчики у фонтана семки полузгают, — своим ответом Скворец указал телохранителям место их наблюдательного пункта. Два амбала послушно присели на край небольшого декоративного фонтана с писающим мальчиком и действительно принялись грызть семечки.
— Слово дается Скворцу! — гаркнул Генка. — Уважаемому пацану!
— Короче, Гендос, уважаю тебя за то, шо ты с моим брательньком младшим в друганах ходил, и никогда я от него за тебя слова поганого не слыхивал. Поэтому я сегодня здесь. Поэтому тебе и твоей невесте презентую вот это, — Скворец достал из кармана две увесистые золотые цепи венецианского плетения.
— Накониц-то, хоч один нормальний чоловік пристойний дарунок зробив! — обрадовалась Вика, пряча в запазуху золотые цепи.
— Вечной воли, фартовой доли! Босяцкого счастья в годы ненастья! Братвы доброй, да жизни долгой! Денег пресс, да в обществе вес! — с хрипотцой в низком голосе произнес уголовник, опрокинул рюмку и уселся рядом с молодоженами.
Наконец МарТин открыл глаза, но перед этим Анне пришлось как следует похлопать его по щекам.
— Что это было? — спросил МарТин и потянулся к Анне, но та отпрыгнула от него как ошпаренная. Сама не понимая, почему, Анна захотела уйти с этой гулянки, с этого «Пира во время чумы», убежать со свадьбы подальше, чтобы никого не видеть, не слышать.
Ах да! Ответ на её мимолётное непонимание возник вдруг, как гром среди ясного неба — во-первых, не поверила Анна словам и обещаниям прожженной прокурорши об обещанной помощи её отцу. Во-вторых, не могла принять юная девушка людского осуждения, видит, мол, впервые парня городского и сразу в объятия к нему кидается! И, наконец, в-третьих, МарТин усугубил картину со своими дурацкими ухаживаниями и глупой ревностью!
Итак, недолго думая, Анна вышла со двора и, ни с кем не попрощавшись, отправилась в сторону дома. Вахлон кинулся вслед за ней — ведь добыча на глазах ускользала из рук, вернее, из лап питерского котяры.
Вслед за ними раскланялись и отец Григорий с матушкой Анисией, сославшись на завтрашнюю утреннюю воскресную службу с причастием, мол, шибко рано вставать им надобно.
Тем временем веселье приобретало вакханальный характер, и приближалась кульминация. Неожиданно, словно черт из табакерки, на танцплощадку выскочил Кузьма, наряженный в костюм «Верки Сердючки» и, изображая сиськастую проводницу спального вагона в своей версии — с черной «пиратской» повязкой на глазу. «Звезда» решила поздравить молодых, исполнив танец и песню:
— придурошно игогокая и крутя бёдрами, он обогнул стол, вернулся на танцплощадку, потряс «грудями», остановился и объявил: — А таперича тост-рассказ! Муж бранит жинку: «Ти глянь якого розмиру сорочку ти мени купила. Вона якраз двометровому багатиреви». — «Знаю, — говорить жинка, — Але мени не хотелося, шоб продавци здогадалися, за якого коротунку я вийшла замиж». Давайте випьємо за жениха — сина моеного. Природа щедро обдарувала його и ростом, и здоровьем. Жене не доведеться краснеть за нього.
— Ма, скажи бате, чтоб подвязывал, — взмолился недавно оклемавшийся Генка, потирая ушибленный лоб, на котором красовалась шишка не меньше, чем у его невесты, — Нафига мне эти подъебки на своей же свадьбе сдались? И так стыда не оберешься теперь.
Отпил полрюмки, поставил и подвигал челюстями.
— Так, — вклинился директор Огрызко, — ты, женишок, матюкаться уже подвязывай! Мы хоть и сами люди русские, и сами порой можем красным словцом одарить, но такого хулиганства на свадьбе не позволяем не себе, не другим.
— Правильно-правильно! — подзюзюкивала Вика, — А то разъерепенился тут! Крутого, чи розумиєш, з себе мислить!
— Синок, гаразд тоби, — заплетающимся языком успокаивал Кузьма, — Веселися! Часи-то яки настали страшни! Того дивися всих перестриляють! Гуляй — не хочу!
— А, ты Кузьма, и правда, прекращай над сыном издевки чинить! А с тобой, дичь покорябанная, — обратилась прокурорша к Вике, — я потом сама разберуся…
— донеслось из-под стола, откуда мгновение спустя появилась самодовольная кривая физиономия Ланы Дмитрины. Именно туда её недавно засунул атлетического сложения «нестриженный пудель», который «по-английски» ретировался со свадьбы вместе со своим чрезмерно виляющим бедрами коллегой «по перу» — Олежей Валеричем.