Безславинск

Неизвестно, чем бы кончилось всё это, если бы Генка не разомкнул рук и не встал на ноги. Обозленный на весь Безславинск Вахлон вскочил, опустив голову для удара, бросился на подвижного, как ртуть, Генку и моментально попал в тот же стальной капкан. Но теперь Генка продержал своего городского брата «в родственных объятиях» еще дольше. Вахлон хрипел, качался из стороны в сторону, его ноги начали дрожать. Наконец Генка вновь отпустил Вахлона, угрожающе матернулся и нанес ему поражающий удар в бровь. Вахлон рухнул, Генка снова принялся пинать его ногами, приговаривая:

— Я те покажу балерину хренову, ты у меня узнаешь козлов безсловёвских… Тоже мне, Вахлон нашелся! Вафлон ты самый натуральный!

— Хватит, Гена! Мы ж родня! — взмолился Вахлон, которому наконец удалось забраться под стол.

Генка запыхался, остановился, вытер вспотевший лоб, выпил домашнего холодного квасу прямо из большого графина.

— Ладно, черт с тобой, вылезай, больше не буду, — пообещал Генка, отодвинул стул и помог Вахлону встать. Братья обнялись:

— В кого же ты, Вахлонище, такой гад уродился? Нету же у нас в роду таких… И где таких, как ты, только роют? — сетовал Генка, — Какие же вы там пидорцы в своём Питере, ну просто генетический мусор…

Насмотревшись на ночное попоище, пожарище, грабёж храма и на утреннее побоище, отец Григорий шумно поднялся из-за стола, зацепившись за соседний стул рясой, схватил Вику за руку, подтащил её к Генке и проголосил:

— Бухайтесь к отцу и матери в ноги! А ты, Кузьма, подойди поближе! И пусть Степаниду Владимировну позовут!

Гости замерли. Прибежала прокурорша.

Генка грохнулся на колени. Рядом с ним, шурша шелковым сарафаном, опустилась Вика.

— Ох, видит Бог, насмотрелся я на этой свадьбе за два дня богохульства! Просите прощения, идолы! — указал отец Григорий.

— Батюшка Кузьма Кузьмич, матушка Степанида Владимировна, — театрально ударившись лбом оземь, в один голос заговорили молодожены, — простите!

Отец Григорий выступил вперёд.

— Кузьма Кузьмич, Степанида Владимировна, как говорится, детей простины — Богу именины. Геннадий Кузьмич выбирает правильный путь. С проклятой иноверкой господь его не соединял. Купно замолим грех его. Не томите немилостью. Бог не отвратит лица от кающихся, а ни бесстыдия, ни бесчестия в плотском естестве нет: был бы птичий грех прикрыт уставным староотеческим браком…

Гордая, заносчивая взяточница-прокурорша вспыхнула и поджала бескровные, тонкие губы. Одноглазый Кузьма поломался немного для приличия, потом подсунутой кем-то в руки ему плёткой три раза легко ударил по плечам Генку и Вику.

— Твоя правда, отец Григорий: прощать детей — богоугодное дело. Христос простит, а я питимию в сотню поклонов накладаю, — и, подняв, трижды поцеловал обоих.

— Ты тоже сюды подь, — обратился Кузьма к Вахлону и тоже трижды поцеловал его в щеки.

— Я чо-то не понял, — шепотом спросил Вахлон у Кузьмы, нос и губы первого так вспухли, что ему трудно стало выговаривать слова, — про какую ещё иноверку поп балакал?

— До армий ще. Китайци у нас тут артиль свою видкрили, ось Генка и запав на одну косооку, та швидко у нього все це и закинчилося. Як китаёзам дали трандюлей, як вони сдрапали звидси, так и любов Генкина прошла. Правда, хороша була косоока, красива дівчина, розумна, не то що його жинка теперішня…

Отец Григорий тем временем все поучал Генку:

— Всем сердцем почитай отца своего и не забывай родильных болезней матери своей. Помни, что ты рожден от них, и что можешь ты воздать им, как они тебе?

— Атаманом бы тебе быть, Степанида Владимировна! — восторгался подхалим Ябунин. — Не по купцу товар, не по боярину говядина, — взглянув в сторону одноглазого Кузьмы, тихо сказал участковый и жадно посмотрел в маленькие поросячьи глазки прокурорши, но крупная женщина с бородавкой на подбородке с презрением отвернулась от него.

Скрипнула калитка, во двор по очереди стали заходить донские казаки, прибывшие месяц назад на помощь батальонам народного ополчения. Тогда казаки появились в нужное время и в нужном месте, поскольку народному гневу уже не было предела, а без «инструментов» противостоять незаконным банд-группировкам, сформированным из предателей собственного народа, мясников и душегубов, казалось жителям Безславинска крайне нецелесообразным действием.

Уставшие после очередной бессонной ночи, в камуфляжной форме, все с оружием, некоторые в бронежилетах — казаки смотрелись настоящими воинами. Их пришло восемь человек, с ними притопали и два ополченца. Один из ополченцев прибыл в лохматом маскировочном костюме «Кикимора» расцветки «Зеленый лес», чем вызвал бурю эмоций у детворы и юных девиц. Особенно заливался смехом Рыжий жох, когда ополченец надевал капюшон маскхалата, стращал кустистыми руками и делал губами: «Брррррр!».

— О! Хлопцы! Спасители наши! — приветствовал дед Кузьма, поправляя свою черную «пиратскую» повязку, — А що вы вчера не пожаловали?

— Не получилось, — отвечал тот, который был первым.

— Ну, так розсаджуйтеся! Ну-ка, раздвиньтесь, уступите место воинам! — командовал «пират» Кузьма.