И когда МарТин приготовился к худшему, из-за кустов появился Гаррет. Со словами «Иногда, МарТин, нужно и побороться за справедливость!» он набросился на страшного кавказца-бородача, обхватил его обеими руками за шею, потянул назад и добавил: — Действуй, сынок!
Набрав побольше воздуха в лёгкие, МарТин слегка наклонился вперёд и закричал прямо в бороду Акакова по-английски:
— Я МарТин! Стойкий солдатик МарТин! И это моя война и любовь!
Сразу после этого МарТин, уподобившись «пьёсику», вцепился зубами в ещё не травмированную ногу кавказца-бородача и по-собачьи зарычал. Когда МарТин и «пьёсик» встретились взглядами, терзая зубами конечности бандита, то они улыбнулись друг другу глазами и, словно игривые щенята, принялись ещё сильнее трепать Акакова. Из-за пазухи рубашки главаря чуть было не вывалился золотой кортик.
«Ну, уж эту игрушку я никому не отдам»!
— Ах вы, поросята! — скрежеща зубами, обратился Акаков к МарТину и псу. — Да я вас сейчас обоих и без ствола заломаю…
Всегда матовое лицо Акакова теперь было красным, точно его вымазали свеклой. Заплывшие, сонные от постоянного курения анаши глазки теперь, распаленные ненавистью, казались огненными, как у поднявшегося на дыбки медведя.
Неизвестно, чем бы закончилась эта схватка, если бы на помощь не подоспел Натаныч.
Он уже который час носился по Отрежке, по Безславинску в поисках пропавшего внука. Окончательно выбившись из сил, побрел старый еврей к дому прокурорши, к своему закадычному товарищу Кузьме Кузьмичу, и уже на подходе к забору услышал, как у реки хлопнул выстрел, гулко отдавшийся эхом, и вслед за выстрелом — отчаянный крик МарТина.
«Бэтажок-таки» Натаныча пришелся как нельзя кстати — именно им, своим верным костылём он оглоушил кавказца-бородача и сопроводил своё действие словами:
— Ви-таки не поверите, руки сами тянутся набить вам морду…
Прошло больше часа, когда МарТина уже отмыли от крови и грязи в джакузи Ромаковского особняка, кривая и немая Дуняша наложила ему на раненый нос повязку с мазью и крепко обмотала своё произведение лейкопластырем. Натаныча с его внуком напоили чаем — особенно суетилась Вика, которая, в отличие от своего недавнего отношения к «чучелу огородному», как к дебилу, теперь увидела в МарТине просто-таки героя! А в «поханом еврее» — уважаемого старца! «Пьесику» по просьбе МарТина навалили глубокую миску холодца. Даже сильно побитый Вахлон дружески обнял «долбоящера» со словами:
— Ну ты, блин, в натуре, тугева форэва!
Генка, получивший назад «семейную реликвию» — кортик прапрадеда, тотчас по первой же просьбе МарТина вернул ему его же свадебный подарок — весёлую метлу и пообещал МарТину полное покровительство со своей стороны, после сопроводил его и Натаныча до хаты, где их поджидала с заплаканными глазами и несчастным лицом баба Зоя.
— Я чуть сума не сошла! Господи! Не знала, што и думать!
— Шо ты круглыми сутками себе думаешь да накручиваешь? — принялся успокаивать жену Натаныч. — Наш МарТын такого бандюка перемартынил, шо ты не поверишь!
«Что я не послушал этого белобрысого сопляка? Почему вчера не свалил с добром до дома? А-а-а! Как же больно…» — крутилось в уме главаря банды, так и не раскаявшегося за содеянное зло, которому он уже и со счета сбился. Акаков лежал, крепко связанный, рядом со всеми своими верноподданными в кузове ГАЗели. Вот только все члены банды, в отличие от своего главаря, молчали, а он выл как жалкий шакал — ждал заслуженной расправы.
Трус и воин одновременно жили в этом существе.
Глава 27
Пионер-герой №001
Безславинск медленно просыпался. Уже прокричали вторые петухи. Медленно поворачивались на рассвете молодые подсолнухи, проводившие вечером солнышко к западу и готовые встречать его с востока.
Баба Зоя, спешно и твердо упираясь костылями в землю, подошла к порогу церкви. Анисия выметала пыль. Увидела бабу Зою:
— Храни тебя Бог! Чего так запыхалась?
— Хочу, — взмолилась она, заглядывая внутрь, — Мартына окрестить. Срочно хочу.
— Подожди-подожди, сестрица. Хочу — это понятно. А сам-то он верующий? Ведь вера является важным условием для принятия таинства Крещения, а не дань моде, как сичас в городах принято.
— Да погодь ты, матушка Анисия, — остановила баба Зоя их диалог, перешагнула, переставляя костыли, своей единственной ногой через веник за порог. По рябому от брызг воды полу она прошла к алтарю. Отца Григория не было. Баба Зоя огляделась по сторонам.
— Вот упертая, — констатировала Анисия, подходя к ней сзади.
— Так, где ж батюшка-то?
— Отец Григорий! Гриша! — заголосила Анисия, подняв глаза наверх.
— Что-о? — донеслось из-под купола с эхом, словно ответил не священник, а сам Господь Бог.
— Спускайся, к тебе пришли.