Безславинск

Баба Зоя задумалась, вспомнила, как много лет назад стояла на этом же месте, в этой же самой церкви, но только тогда здесь был устроен клуб имени Павлика Морозова, доносчика на отца, пионера-героя №001 в СССР. Теперь уже только люди старшего поколения смутно помнят, кто такой был Павлик Морозов, в чем заключается его подвиг и как он «геройски» погиб вместе с младшим братом. Но их воспоминания основываются исключительно на советском агитационном материале — фильмах, книгах, статьях…

Отец Григорий посвятил не один год расследованию и вот что выяснил: «подвиг» заключался в том, что Павлик Морозов с подачи родной матери, решившей отомстить своему бывшему мужу, донес на своего отца-кулака в «соответствующие органы», а именно в ГПУ, что тот прятал собственный хлеб от советской власти. В следственном деле №374 об убийстве братьев Морозовых записано, что «25 ноября 1931 года Павел Трофимович Морозов подал заявление следственным органам и выказал своего родного отца». Отцу дали 10 лет.

Через некоторое время тринадцатилетнего Павлика и его девятилетнего братишку Федю нашли мертвыми в лесу. В убийстве обвинили родственников мальчиков: деда, бабку и двоюродного брата. Их расстреляли, а Павлика Морозова — вероломного предателя — сделали пионером-героем. В своих исследованиях отец Григорий дошел до того, что обнаружил, будто убийцами мальчишек были сотрудники НКВД. Пошли они на такое страшное преступление, чтобы развязать себе руки в борьбе с кулаками, а заодно представить подрастающему поколению героя-мученика.

Зимой в 1936 НКВДшники вывели трёх священников в одних рубахах, поставили перед безславинской церковью на колени, собрали всю Отрежку и обливали батюшек водой до тех пор, пока те не превратились в ледяные статуи. Той же зимой храм во имя Всевеликого Войска Донского был безбожно разорен и по приказу советской власти переоборудован в клуб. А спустя пару лет клубу присвоили имя пионера-героя №001.

Отцу Григорию особенно тяжело было осознавать, что именно в той церкви, где его крестили, где он фактически вырос как человек и личность, происходили все эти изуверства. Пятая заповедь гласит: «Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет, и да долголетен будеши на земли». Наверное, именно поэтому при входе в помещение храма в притворе висела написанная большими буквами «Молитва о родителях». Ведь родителя нельзя предавать. Тот, кто предает родителя своего, предаст все: и родину, и народ, и семью, и своих детей…

«Купол церкви символизирует пылающую свечу, пламенность молитвы и наше устремление к Богу», — баба Зоя вспомнила слова отца Григория и ещё глубже погрузилась в воспоминания.

На колокольне в то давнее время сидел ободранный купол без креста, а в клетке его выгнутых ребер гнездилось вороньё. Вдоль наскоро закрашенных стен стояли стулья, на месте икон висели агитационные плакаты, прямо перед алтарем, задрапированным кумачом, соорудили высокую сцену, на которой во время танцев сидел на стуле гармонист. По выходным в клубе крутили отечественные и даже иностранные фильмы.

Вспомнила баба Зоя и тот вечер, когда она, гордо стоя на сцене еще на своих двух ногах, восьмиклассница, в светлой блузке, алой косынке и короткой юбчонке задорно пела, звонко стуча каблуками:

Дороги широкие в нашей стране.
И станешь кем только захочешь!
А знаешь, особенно нравится мне
Высокое звание «рабочий»!

Гармонист наяривал, комсомольцы, притоптывая, стояли в кругу, образованном безславинской молодежью. Дойдя до куплета, все вместе хором подхватывали:

Мы — молодой рабочий класс, нам в жизнь открыты двери!
Народ надеется на нас и в наши силы верит!
Пускай мы юнцами казались вчера,
Сегодня мы все — мастера!

Громогласное пение летело, подымалось лавиной вверх, наполняло широкий колокол, разлеталось по всей Отрежке, по Безславинску, по полям и лесам…

Вспомнился и то злосчастное время, когда в весенний полдень комсомольцы закрашивали настенные фрески, и баба Зоя вместе с ними, уже будучи замужней женщиной, сорвалась с высокой лестницы, упала на пол, сломала ногу в двух местах. Местные врачи занесли какую-то инфекцию, нога распухла, посинела, образовались язвы, началась гангрена. Прошло время, безславинские доктора не справлялись, и Зою отправили в Донецк, где ногу в конечном итоге пришлось ампутировать выше колена.

Больше Зоя не плясала и не пела в клубе имени Павлика Морозова. Да и вообще перестала туда ходить, и только много лет спустя, когда она уже стала бабой Зоей, а храму вернули его былое предназначение, она пришла на Пасху, через неделю окрестилась по совету тогда еще молодого кудрявого и черноглазого отца Григория, и стала с того дня послушной прихожанкой.