Меня провели за ограду, и птицы бесстрашно вышли ко мне, распушив перья и разглядывая меня темными бусинами глаз. Руффри доходили мне почти до пояса. Я опустилась на землю и оказалась с ними на одном уровне.
— Кому из вас хочется быть принесенным в жертву? — задала я риторический вопрос.
Две птицы подошли ко мне, чтобы проверить, не держала ли я в руке корма. Изогнув шею, они доверчиво ткнулись в мою руку клювом. Мне не хотелось выбирать жертву.
Я встала с земли, отряхнула платье и обратилась к ирриори.
— Пусть владелец питомника сам выберет жертву. Может, среди этих птиц есть слабая или больная.
— Нет, слабых и больных руффри не бывает, — оскорбленно ответил владелец. — Они же королевские птицы!
Как будто среди монархов не бывает слабых!
— Пожалуйста, сделайте выбор, Ваше Высочество! — взмолился старший ирриори. — Это же традиция: будущий монарх должен выбрать птицу, которая станет символом его или ее правления!
М-да. Символом моего правления станет обезглавленная птица. Как же это многообещающе!
Одна из птиц подошла к ограде и ткнулась клювом в руку Троя. Тот задумчиво погладил ее по хохолку и улыбнулся.
— Я выбираю вот эту, — жестко сказала я. Мне показалось, что на лице Троя промелькнуло осуждение.
Руффри покосился на меня через мутное третье веко и снова приник к руке друата.
"У нас с тобой много общего, — подумала я. — Нас приносят в жертву и думают, что мы этим гордимся".
Моя ежедневная рутина была сломана. Мне приносили еду прямо в покои, потом туда проникали довольные портнихи, ювелиры, жрецы, ирриори. Меня переодевали, обмеряли, трясли, поздравляли. Все это время я существовала в своем собственном мире, в напряженном ожидании видений и звуков, прячущихся за черными пятнами. Когда видения приходили, я сжималась от страха, отсчитывая минуты до их окончания. Я считала каждый вдох и выдох, каждый удар сердца до той минуты, когда видения, наконец, заканчивались. Тогда облегчение накатывало на меня волной счастья, но длилось оно недолго. Вскоре оно снова сменялось напряженным ожиданием.
Я знала, что долго так продолжаться не может, что я сорвусь, не выдержу. Кризис начался ночью, за неделю до коронации. Ночные видения стали невыносимыми. Неожиданные крики и вспышки света вырывали меня из попыток сна, леденя кожу и доводя до паники. От недосыпа я перестала обращать внимание на то, что со мной происходило. Неужели и моему отцу так же плохо? Как же он прожил все эти годы?
В ту ночь я умудрилась задремать, сжимая в руках подушку, как вдруг меня разбудил пронзительный крик. Перед моими глазами появилось мужское лицо, незнакомое, с маслянистыми пятнами на лбу и фиолетовыми всполохами в глазах.
— Пора, — сказал он.
Я закричала и начала мотать головой из стороны в сторону, как будто могла таким образом вытряхнуть его из моего видения.
— Пора, — снова повторил он.
Я больше не была собой, у меня не осталось никаких планов, никаких надежд. Мною управляло настойчивое, животное желание сделать все, что угодно, чтобы облегчить свое состояние. И это желание заставило меня выбраться из постели и неустойчивой походкой, босиком направиться к единственному человеку, который предложил мне помощь.
Я никогда не была в покоях Троя, но, не раздумывая, бесстыдно вломилась в них без стука, зашла в спальню и упала на колени.
— Помоги мне, — прохрипела я в кромешной тьме. — Я больше так не могу.
Трой раздвинул занавеси, и спальню заполнил лунный свет. Полностью одетый, друат стоял у окна.
— Я думал, что ты никогда не захочешь мне довериться, — сказал он с горечью в голосе, подошел ко мне, поднял на ноги и уложил в свою постель, подвернув одеяло со всех сторон и накинув сверху плед. — Обещай мне, Ви, что никогда, слышишь, никогда больше не станешь передо мной на колени.
Я не стала объяснять, что я не планировала ставать на колени. Я просто упала, от страха и от бессилия.
— Обещаю.
— Лежи, я вернусь через пять минут. Тебе нужно согреться.
Я расслабилась. Накопившиеся во мне эмоции расплескались и оставили за собой спокойную пустоту. Я полностью отдала себя в руки друата и не собиралась осуждать себя за это.
Трой вернулся с чашкой горячего супа. Приподняв меня в постели, он осторожно поднес питье к моим губам. Мои зубы громко клацнули о фарфор, и тогда он устроился поудобнее, прижал меня к груди и, удерживая мою голову, начал поить, как ребенка. Я пригрелась на его груди и, не задавая никаких вопросов, ничего не требуя и не боясь, провалилась в глубокий сон.
Я проснулась, когда уже рассвело. Во сне ко мне приходили какие-то видения, но, почему-то, они меня не испугали. Все это время я проспала на груди друата, закутанная в одеяло, потираясь щекой о его рубашку.
Осторожно отстранившись, я посмотрела на Троя: он все еще спал, что-то беспокойно бормоча во сне.
— Ви, тебе нельзя… — смогла разобрать я. Надо же, даже во сне он пытается давать мне указания. Натянув на него одеяло, я устроилась рядом. Трой тут же дернулся и, еще не полностью проснувшись, начал звать меня по имени.
— Я здесь, — я потрясла полусонного друата за плечо.
Он выдохнул.