Безумие в моей крови

На королевский час могли прийти любые жители Лиивиты, вне зависимости от сословия и достатка. Вокруг сновали слуги с закусками и напитками, и гости оживленно жевали предоставленные угощения, бросая на нашу троицу любопытные взгляды. Троя знали все. Его титулов никогда не объявляли, к нему не обращались, но его присутствие было так же символично, как и корона на голове моего отца. Друат являлся живым символом того, что короли и королевы Лиивиты жертвуют собой на благо их народа, теряя разум и становясь зависимыми от других. К их помощи прибегают тогда, когда монарху не хватает поддержки их наследника и слуг. Друаты являют собой и другой знак. Когда в королевстве приживается друат, это предвещает скорую смену власти. А смена власти — это я. Как только ко мне придет безумие, бразды правления Лиивитой перейдут в мои руки. Именно поэтому ко мне так и липнут взгляды наших гостей, которые пытаются найти во мне первые признаки безумия и определить, стану ли я достойной королевой Лиивиты и буду ли защищать народ ценой своего разума.

Я так надежно запуталась в своих мыслях, что не заметила, как передо мной с поклоном остановился слуга. Конец королевского часа, наконец-то. Я встала, взяла отца за руку, и он тут же встрепенулся, глянув на меня помутневшими глазами.

— От имени великого короля Диина Риссольди благодарю вас за то, что вы посетили замок Лиивиты. Как видите, Его Величество в добром здравии и живет во имя народа нашего прекрасного королевства.

Живет во имя народа.

Как же я ненавидела эти слова! Я произносила их в конце каждого королевского часа, ровно в 13:57, обращаясь к толпе людей, которые приходили в замок перекусить и поглазеть на безумного короля. Эту обязанность мне навязали ирриори, пятеро старейших приближенных отца, которые помогали королю управлять Лиивитой. Однажды, несколько месяцев назад, я не сдержалась и высказала Трою все, что думаю об этой напыщенной речи. В ответ он молча кивнул, и я приняла это за очередное проявление его отвлеченного равнодушия. Однако на следующий день я нашла на своем письменном столе несколько листов бумаги. На них было не меньше двадцати вариантов возможного выступления, а в самом конце было приписано:

Ви,

Я не смог подобрать правильные слова. Извини.

Трой

Он был прав: он действительно не нашел правильных слов. В его оправдание скажу, что правильных слов вообще не существует. Кому же захочется приветствовать людей, которые пришли поглазеть на твою семью и порадоваться твоему горю?

Под громкие аплодисменты я повернулась к отцу, который тут же с готовностью встал с трона и бодро спустился вниз по ступенькам. Аплодисменты всегда возвращали его к реальности, так как он не любил громких звуков и резких движений. Взяв меня за локоть, отец неожиданно потянул меня к двери на балкон безумия. Трой подошел с другой стороны и попытался направить отца в сторону коридора, но тут во мне заворочалось что-то темное и бунтарское.

— Нет, — я натянуто улыбнулась друату, — мы не пойдем обратно в кабинет. Мне бы тоже хотелось выйти на свежий воздух.

Трой что-то прошептал слуге, и мы все вместе, неуклюжим тандемом вышли на балкон. Да, я понимаю, что такое поведение не кажется вам особо бунтарским, но дело в том, что я уже проиграла все самые большие сражения. Впрочем, я расскажу вам об этом потом. Обитатели замка не любят, когда что-то нарушает предписанный распорядок дня. Слуга торопливо закрыл за нами двери и задернул тяжелые занавеси, позволяя нам иллюзию приватности. Отец поспешно подошел к парапету, вдыхая соленый воздух.

— Ах, уплыть бы куда-нибудь подальше! — в сердцах сказал он.

Я почувствовала, как в моем желудке внезапно сформировался тяжелый, ледяной камень.

— Что… что ты имеешь в виду, папа? Что-то не так? Тебе что-то не нравится?

Но он уже рассеянно смотрел на парапет, царапая трещину ногтем указательного пальца. Я знала, что произойдет дальше. Пытаясь меня успокоить, Трой скажет: "Не волнуйся, Ви, слова Диина ничего не значат", а я в ответ злобно воскликну: "Откуда ты можешь это знать?!" В результате я так и не узнаю, что именно имел в виду мой отец.

Мне надоели эти диалоги, так же, как и королевский час, как стук моих каблуков по каменному полу, как удушливый шелк моего призывно-желтого платья. Все это повторялось изо дня в день, по минутам, ничего не меняя и не облегчая. Из наших голосов почти ушли эмоции. Мы слишком часто проигрывали эти сцены, и они перестали задействовать наши истинные чувства.

— Папа, а давай сегодня почитаем на балконе?

— Давай, — вдруг сказал он. — Найди что-нибудь интересное про оружие.

Трой стоял за моей спиной, так близко, что я чувствовала тепло его присутствия. Это отвлекало и раздражало меня. Он, конечно же, знал об этом, и это было частью нашего ежедневного ритуала. Как загипнотизированная, я оставалась на месте, ощущая, как под его взглядом обнаженная кожа моей шеи покрывается мурашками.