Безумная планета

Но если кто-то из них находил живых пчелиных личинок, то потомство хозяина было обречено. Таким образом, личинки жука регулировали численность горных пчел. Пчела рыла новый туннель, заполняла его медом для питания молодняка и откладывала в этот туннель одно яйцо, чтобы в конечном итоге из него выросла новая горная пчела. Но в момент кладки яйца от пчелы отделялась личинка-паразит. Она оставалась в запечатанной камере и вела счастливую жизнь, питаясь до отвала. А в результате из туннеля горной пчелы выползала уже не молодая пчела, а новорожденный жук.

Барл без труда выцарапал из меха и выбросил маленького паразита, но при этом обнаружил, что в мехе плаща спрятались несколько новых. Он выщипал и их, но тут же наползли другие.

Дикари весьма терпимо относились к паразитам, которых не могли увидеть. Но они не желали становиться хозяевами существ достаточно крупного размера. Барл отреагировал на нашествие личинок так же яростно, как реагировал на пиявку, впившуюся ему в ногу. Он сдернул с себя плащ и стал бешено колотить по нему копьем.

Когда плащ очистился, парень продолжал испытывать чувство сродни оскорблению. Разумеется, неосознанно. Барл слишком сильно боялся огромных насекомых, чтобы ненавидеть их. Но когда он подвергся нашествию каких-то козявок, парень испытал совершенно иррациональное чувство ненависти. Впервые за многие годы — даже столетия — человек на забытой планете почувствовал себя оскорбленным. Его достоинство было ущемлено. И Барл пришел в ярость.

Пока он бушевал, поблизости раздался торжествующий крик. Это Джон и Дор возвращались в укрытие, нагруженные съедобными грибами. Они тоже начали восхождение к естественному достоинству мужчин. До сих пор страх мешал им ликующе кричать, когда они отыскивали еду. До сих пор Барл оставался единственным человеком, смевшим кричать. Теперь таких стало еще двое.

Это тоже привело Барла в ярость. Тщеславие всегда приводит к ревности, а ревность — к безумной, безрассудной храбрости. Барл заскрипел зубами и тут же решил сделать что-нибудь столь великолепное, столь огромное, настолько захватывающее дух, чтобы это больше никто не сумел бы повторить. Планы его были туманны и, отчасти, оказались результатом возни с личинками жука. Барл размышлял об этом в сгущавшемся сумраке, пытаясь придумать, какой бы яркий подвиг совершить, чтобы отправиться немедленно, даже на ночь глядя.

И придумал.

Глава 7. Смертельный полет

СУМЕРКИ НЕУКЛОННО СГУЩАЛИСЬ. Красные облака наверху делались все темней. Везде углублялись черные тени. С одной стороны обзор загораживала скала, но Барл всматривался в противоположном направлении. Поднимающийся туман постепенно закрывал горизонт. Тут и там гудели, направляясь домой, пчелы. Иногда пролетала стройная, изящная оса с невидимыми из-за быстрых взмахов крыльями.

Вдалеке несколько дневных бабочек задержались, продолжая кормиться, у них еще было на чем пировать. Ночные же бабочки еще не проснулись. Облака все мрачнели. Туман окружил и, казалось, постепенно заглатывал мир, на который взирал Барл.

Барл смотрел вперед, закипая от ярости, и раздумывал о новом триумфе, что должен затмить все победы его соплеменников. Ночь нависла над миром, и там, где прикасались ее мягкие пальцы, исчезали последние краски дня. Как вдруг, прямо из темнеющей полоски на западе, пролетела на восток императорская бабочка с огромными, похожими на паруса, желтыми крыльями, казавшимися черными на фоне заката. Барл глядел, как она проплыла по небу и опустилась за массой поганок, росших так плотно, что они казались пригорком, а не растениями.

Наступила полная темнота, но Барл все еще глядел в ту сторону, где приземлилась бабочка. Наступило время, когда дневные существа уже попрятались на ночь, а ночные еще не вылезли из своих укрытий. Постепенно разгоралась ночная иллюминация. Пятна бледного голубоватого света — фосфоресцирующие грибки — мягко светились в темноте.

Тогда Барл встал и вышел в ночь. Он представлял, как желтая императорская бабочка устраивается поудобнее в своем убежище, приводя в порядок изящные лапки, прежде чем уснуть до нового рассвета. Барл запомнил ориентиры, указывающие направление к ней. Неделей раньше у него кровь застыла бы в жилах при одной только мысли о том, что он делал теперь. Если бы он хладнокровно раскинул мозгами, то понял бы, что его поступки близки к безумию. Но размышлять хладнокровно он еще не умел.

Барл пересек открытый участок перед скалой, и тут же вышел из пятна слабого фосфоресцирующего света. Начал накрапывать дождь, а небо стало мертвенно-черным. Наступило время вылетать из укрытий ночным существам, а тарантулы выходили на охоту. Ночь определенно была не тем временем, чтобы демонстрировать свою храбрость.

Однако Барл шел все дальше. Он обнаружил плотно растущие поганки, только наткнувшись на них в полном мраке, и завозился, пытаясь пробиться насквозь. Но безуспешно, невысокие грибы выросли слишком плотно. Барл бился в них, словно в стену. Затем остановился.