Безумная тоска

– Да уж, хреново дело. Видимо, вам, ребятки, придется жить с родителями, пока не стукнет тридцать девять, как в старой Ирландии. Потом жениться на какой-нибудь старой деве, школьной учительнице. Подрабатывающей единственной работницей сельской почты. Грустной и затюканной.

– Да ну тебя на хуй.

– Ты вошел в этот мир, скоро он станет твоим, – продолжал Джордж. – Сделай так, чтобы он принадлежал тебе, бери его и меняй. Придется сокрушить структуры, властвующие над ним, а это архисложно. Начать лучше прямо сейчас. На твоей стороне все, кто родился после 1980-го, и все, кто родился после. Вам придется с этим разбираться. Ты прав: у меня ничего не вышло. Я смотрел на то, что творится, когда Рейган был президентом, и говорил себе: у меня нет шансов. В политическом смысле перед лицом пропагандируемой национальной идеи ни деятельность отдельного индивида, ни его желания не имеют ни малейшего шанса. Достучаться до кого-то уже тогда было невозможно. И это было ошибкой. Но я просто взял и сдался без боя. Как и все остальные. Мы выбрали погоню за деньгами.

Шло время. Обама выступал с проникновенными речами. Они действительно производили впечатление. Приближались выборы 2012-го, и было ясно, что чем проникновеннее речь, тем меньше будет сделано. Джорджу уже было за пятьдесят пять, он катился под откос, к шестидесяти. Он знал, что значит быть чьей-то правой рукой. Соратником. Ником Каррауэем, глазами, ушами, но никогда – водителем. Эд Нортон, Барни Файф, Барни Раббл. Дядя Чарли, Мистер Ебаный Френч. По сути своей, комическая роль, где помощнику героя, мало для нее подходящему – порой путем долгих уговоров, – приходилось подстраиваться под его планы. Именно такими были его отношения с Берком на протяжении всех этих лет. Всегда. Зачем ему это было нужно? Из-за денег, с самого начала, но делал он их, придумывая всякую хрень.

И вот, в очередной из редких визитов в свой офис, он сидел за столом, а маленький кружочек на дымчато-сером экране ноутбука все крутился, крутился, крутился, и он ничего не мог с этим поделать, не мог ни выключить ноут, ни перезагрузиться. Гнев его зрел минуты две – не так уж и долго, может, даже с минуту, – а потом рванулся наружу, как блевотина, и он обезумел, вскочил, схватил ноутбук и хватил им о стол, еще и еще, пока экран не оторвался от корпуса, отскочившего на пол, затем с ужасным хрустом принялся раздирать экран пополам, но тот не поддавался, и тогда он швырнул его через всю комнату; останки врезались в книжную полку, и какая-то цацка упала на пол и разбилась. Ему хотелось раздолбать что-нибудь еще, но тут вбежала Кэтрин и уставилась на него. Он выпрямился и посмотрел на нее в ответ. Вид у нее был встревоженный.

– Звони айтишникам, – сказал он. – Мне нужен новый ноутбук.

День настал. Он решил, что с него хватит. Пора уволиться. Совсем уволиться, без обиняков. Отойти от дел. Тридцать лет, почти тридцать лет, достаточно.

Все кончилось после одного собрания.

Джорджу не давала покоя мысль о том, что есть разница между удовлетворением насущной потребности, основанной на поведенческой модели и стремлениях среды, общества, культуры, и созданием искуственной потребности, направляя в нужное русло остаточные ностальгические воспоминания об ушедшей среде и культуре, и он сказал следующее:

– Стремление обладать чем-то делает человека несчастным.

Сидевшая рядом Кэтрин поежилась, взглянула на него. Да, он знал, что толку от него все меньше.

– Мы живем тем, что люди стремятся чем-то обладать, – сказал Берк.

– Но нам приходится продвигать идею нежелания обладать ими, и на этом строятся наши продажи. Это ложь в последней инстанции. Заменитель. Дзен. Деревянные стены, татами на полу, пустые комнаты, все то немногое, что у тебя есть – в баночках и мисочках за дверцей шкафа. И белый чай по сто шестьдесят долларов за фунт. С полагающейся церемонией.

– Рукотворная спокойная жизнь, – сказал Берк. – Которая тебе почти что по карману.

– Верно.

– Я бы назвала это конъюнктурной осознанностью, – сказала Кэтрин. – Пребыванием в текущем моменте времени. Вот то, что нужно нашим клиентам. Возможность находиться в конкретном месте и осознание этого. Осознанность. Последняя капля эспрессо, медленно падающая в маленькую чашку.

Она уже разрабатывала рекламную кампанию.

– Тошнит меня уже от всех этих манипуляций реальностью, – буркнул Джордж. – Того и гляди, еще рак заработаю.

– Это не манипуляции реальностью, – возразила Кэтрин. – Просто мы наткнулись на жилу всеобщей потребности.

– Точно, и осознанность того, что мы знаем о ней и разделяем ее, – сказал Берк.

– Я о том, – продолжала Кэтрин, – что мы понимаем: нельзя достичь полного покоя лишь при помощи чашки макиато. Но мы знаем, чего вы хотите, знаем, что вам нужно для того, чтобы создать вокруг себя некое пространство, где вам будет проще, легче, чем в повседневной жизни, полной всякой ерунды. Нам нужны новые чашки. Маленькие, квадратные, белые фарфоровые чашки, может быть, на квадратных блюдцах.