Безумно опасна

— Она хотя бы была добра к тебе? — спросил Лиам, представляя маленького одинокого ребенка, устало бредущего за старухой, похожей на ту, что он встретил накануне, она с трудом несла огромную корзину, почти с нее ростом, которая была наполнена покрытыми грязью травами и грибами неопределённого вида.

Баба снова пожала плечами.

— Добрый, жестокий, я сомневаюсь, что она понимала разницу. Бабы живут долго, а моя дождалась почти конца своей жизни, чтобы взять воспитанницу. К тому времени она уже не очень разбиралась в человеческих эмоциях, как в выражении их, так и в их понимании. Она хорошо меня учила и обеспечивала безопасность; любовь никогда не входила в это уравнение. А проведя начало своей жизни в приюте, я немного знала о ней, чтобы ее ожидать.

Глоток вина скрыл некий спазм от эмоции, которую она очень надеялась, он не увидит — сожаление, быть может, или печаль.

— Я выросла без понимания основных принципов, которые делают человека человеком, — спокойно сказала она. — Знаю, что не особо хорошо лажу с людьми или завожу отношения. Мы часто переезжали, в Бабиной избушке на курьих ножках, мы ехали туда, куда ее призывали, или туда где ей хотелось быть.

Лиам протянул к ней руку и нежно коснулся щеки. Она на мгновение прижалась к ней, прежде чем отдалиться.

— Как для меня, так ты самый настоящий человек, Баба. И ты нравилась местным, пока Майя не начала компанию по твоей дискредитации. Белинде и Ивановым до сих пор нравишься. И только вчера Берти выкинула кого-то из своей закусочной за то, что тот посмел назвать тебя ведьмой в ее присутствии.

Баба посмотрела на него, быстро моргая.

— Правда?

Он кивнул и отдернул руку, как будто нечаянно коснулся солнца.

— Разве тебе не было одиноко, когда ты была ребенком?

— Не особо, — сказала она, садясь ровнее и скидывая ботинки. Чудо-Юдо пригнулся, когда один из них пролетел над его головой. — А-а, так-то лучше.

Лиам улыбнулся. Он находил удовольствие в том факте, что она ненавидит носить обувь, хотя и не мог сказать почему. Просто это было частью ее.

— Я проводила время с Всадниками, когда они приезжали к моей Бабе, и Кощеем, — легкий румянец окрасил на секунду ее щеки. — И, конечно, с Чудо-Юдо.

Лиам приподнял бровь.

— У каждой девочки должна быть собака. Даже если эта собака частично дракон.

Чудо-Юдо кашлянул и выпустил тонкую струйку огня, которая подпалила Лиаму ботинок.

— Мужик, я целиком дракон. Я только выгляжу, как чертов пес. Заруби себе на носу, лады?

— Я стараюсь, — сказал Лиам. — очень стараюсь.

Он посмотрел на Бабу.

— Итак, старая Баба вырастила тебя и научила тебя всему о травах, и м-м-м, всем прочим вещам?

— Магии, да, — она прикусила губу, пытаясь не рассмеяться. — Это не так уж и странно как тебе кажется. Больше похоже на научный предмет, который ты просто не достаточно изучил, чтобы понять.

Это на самом деле имело смысл для него пусть и немного извращенный.

— Ты имеешь в виду как физика? Никогда ее не догонял.

Улыбка наконец достигла ее загадочных глаз, смывая немного грусти из них.

— Я бы не беспокоилась об этом. Все равно большинство из того, что люди знают о физике не правда, — она указала на Чудо-Юдо. — Вся эта болтовня о законе сохранения массы? Каким макаром, дракон с десятифутовым размахом крыла мог стать питбулем, который лишь немного больше обычного? — она фыркнула. — Физика. Ага.

Лиам снова убрал волосы с глаз. Он не был уверен хорошо это или плохо, что он начал понимать Бабу.

— Есть ли что-то еще, что тебе нужно знать? — спросила она. — Я хочу, чтобы у нас больше не было секретов друг от друга. Я хочу, чтобы ты смог доверить мне помогать тебе.

Секреты. Он посмотрел вниз на свои ботинки, на одном из которых сейчас была большая подпалина, и подумал о тех вещах, о которых не рассказал ей. В особенности о Мелиссе. Правда была в том, что он не думал, что сможет когда-нибудь поверить другой женщине после того, через что прошел с Мелиссой. Даже той, из-за которой боролся сам с собой, чтобы не целовать ее каждый раз, когда был в двух шагах от нее. Он уже было открыл рот, чтобы что-то сказать; наградить как-нибудь за ее рассказ, для которого ей явно потребовалось много смелости, своим рассказом о себе.

— Наверное, пирога у тебя нет?

* * *

Баба подавила поднявшееся недовольство. “Она тут рассказывает ему историю своей жизни, а его интересует пирог? Серьезно?”

— Пирог? — сказала она, и искры опасно полетели от кончиков ее пальцев. — Ты сейчас хочешь пирог?

У него хватило наглости улыбнуться ей, и та, едва заметная ямочка промелькнула на щеке.

— Ну, а что, — сказал он практично, как будто ему не светило вот-вот быть поджаренным. — Нам нужно поддерживать наши силы, если мы завтра собираемся быть на выезде, и кто знает, на сколько дней затянется эта слежка за двумя детьми, на которых мы думаем, скорее всего, нацелилась Майя.

О!

— Означает ли это, что ты, в конце концов, решил мне поверить? — спросила она, и искры затухли сами собой.

Лиам вздохнул.