Безумно

Мой отец смеется. Алан Грин смеется! Я так сбит с толку, что не знаю, как на это реагировать. Как ни странно, смех даже кажется искренним.

– Это верно. И ты здорово справился.

– В чем цель этой беседы? – спрашиваю я уже более агрессивно.

– Я знаю, что ты хочешь вернуться в Сиэтл. И я не против. Ты пробыл здесь даже дольше, чем я осмеливался надеяться, и выполнил свою часть сделки. Ты побывал на всех необходимых встречах, ознакомился с самыми важными направлениями деятельности компании и смог получить представление обо всем. Несмотря на все мои попытки… – Он вздыхает, делает паузу и, отводя взгляд, смотрит из окна на панораму города. – Я понял, что не могу заставить тебя.

Это, в свою очередь, вызывает смех у меня. Он понял это слишком поздно. Тем не менее в нем что-то изменилось. Он не похож на человека, которого я помню. На того, с кем мне не о чем было говорить.

– Я хотел дать тебе время, дистанцию, отдых. Я думал, ты вернешься. И только когда ты остался там, я понял, как сильно обидел тебя. – Он на мгновение умолкает. – Для меня было важно, чтобы ты решил отказаться от этой жизни и этой компании, потому что ты действительно так хочешь. Я имею в виду, потому что тебе это действительно не по душе, а не просто назло мне, из принципа. Из-за того, что у тебя другие цели и мечты. А не из-за Эль, Гриффина и всего, что было. И, самое главное, не из-за меня.

Чувствуя подступающий к горлу комок, я смотрю, как он поворачивается ко мне и направляет на меня свой пристальный взгляд. Как он встает, обходит стол и останавливается рядом со мной, принимая такую же позу, что и я. Мы примерно одного телосложения, только я немного крупнее, но от этого он не кажется мне менее устрашающим.

– Больше всего я боялся, что ты продолжишь смотреть на свою жизнь глазами раненого и разочарованного мальчика, а не глазами мужчины, которым ты стал. – Каждое его слово поражает меня, как удар, и в груди как будто горит. У меня сжимается горло. Но гнева, которого я жду, нет. Как и ответа… – Если ты уйдешь сейчас, я приму это. Только хочу попросить тебя остаться до воскресенья. Сходи со мной на торжественный вечер.

– Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой на какой-то праздник? – Это все, что у меня получается спросить.

Его губы растягиваются в улыбке.

– Именно. Я заеду за тобой в отель. В субботу в семь.

Выйдя за стеклянную дверь, я вдыхаю свежий вечерний воздух. Перед отелем ожидает классический черный лимузин, водитель уже открывает мне дверь, и я сажусь в автомобиль, поблагодарив его.

– Разве менее помпезной машины было бы недостаточно?

– Добрый вечер и тебе, Мэйсон. Хочешь чего-нибудь выпить?

Я отказываюсь. Перегородка для водителя закрыта, в салоне пахнет кожей и коньяком из бокала отца.

Лимузин трогается с места.

– Куда мы едем?

– Капитолийский холм. Поездка не займет у нас много времени.

Ну да, может, минут пятнадцать при небольшой загруженности на дороге.

Пока плавное движение автомобиля и слабый шелест привода и двигателя понемногу успокаивают мои нервы, я думаю о последних нескольких днях. Хотел бы я сказать, что они измучили и свели меня с ума, но это неправда. Я увидел, что папа создал, увидел, как он работает, и поверил, что это значит для него больше жизни. Вопрос в том, что это значит для меня? Могу ли я оставить позади все и перешагнуть эти годы разочарований, лжи и притворства? Могу ли я тоже существовать и работать в этом мире, не становясь при этом его частью? Остаться собой. Возможно ли совместить и то и другое?

Я невольно достаю из кармана сотовый. Новых сообщений нет. Действительно, почему же? Потому что я, трус, тоже ничего не отправлял. Когда отец сказал мне подождать до субботы, я написал Куперу. Я сказал ему, что мне нужно еще немного времени и что я пока в Вашингтоне. Что он должен сказать это Энди. И Джун. Я снова стер черновики сообщений, предназначенных ей. Вот дерьмо… Я так сильно сжимаю зубы, что чувствую боль в челюсти.

Ответ Купа пришел через день, и сейчас я перечитываю его, кажется, в сотый раз:

Ты должен написать ей.

– Как ее зовут?

Мне хочется скривиться. Я поспешно убираю телефон, будто меня поймали за чем-то запрещенным.

– Не понимаю, о чем ты, – напряженно отвечаю я.

– Я знаю этот взгляд. Я старше тебя, но этот взгляд всегда одинаковый. – Он на мгновение улыбается, прежде чем его лицо снова принимает серьезное выражение. – У тебя был такой же тогда, с Эль.

– Ты серьезно думаешь, что я стану разговаривать с тобой об этом? – Я незаметно качаю головой. – И перестань все время называть ее имя. Я оставил это позади. Как и ее саму. Тебе тоже стоит так сделать.

– Надеюсь.

Я стараюсь игнорировать слова отца. Пытаюсь по-прежнему видеть в нем высокомерного эгоистичного монстра, которого я видел в нем всю свою жизнь. Пара дней перед Рождеством никогда ничего не меняла, но последняя неделя…

Я чуть не выругался вслух.

– Джун. Ее зовут Джун.

Не могу поверить, что сказал это.

– Она чувствует к тебе то же самое?