Читаем Безумное благо полностью

В конце концов, я все выяснил. Мод была со мной откровенна. Вы трахали ее во второй половине дня в «Плазе». Прошло время маленьких гостиниц на Левом берегу. Наезжая в Париж, Господин вел прием с пяти до семи в своем «люксе» на авеню Монтень. Селился в роскошных номерах под чужим именем. Вы – как хотите, но я не думал, что у Мод такой плебейский вкус. Вы угощали ее шампанским, заказав его в номер? А икру заказывали – потом? Могли бы, кстати, не звонить мне посреди ночи, забыв про разницу во времени. Догадываюсь, что алкоголь был причиной подобной забывчивости. Но, мне кажется, если у кого-то из нас и был повод напиваться, так это у меня, верно? Я ненавидел, когда меня внезапно будил оператор «AT amp;T».[66] Я ненавидел это. Во сне мне удавалось не думать о Мод. Ее больше не было рядом. Я не знал, куда она ушла. Если у вас не было ее нового номера, я тут ни при чем. Она мне его не оставила, гарантирую вам.

Теперь разбирайтесь с ней сами. Ваша очередь привыкать к ее отлучкам. Что она вам рассказала? Что я вернулся к своим родителям? Сообщаю вам, что она оставила мне квартиру. Она была не до конца неэлегантна. Не будем говорить об одном и том же сто пятьдесят лет. Я так и не узнал, когда она начала мне лгать.


У меня нет времени, чтобы подробно излагать вам все, что у меня на сердце. Я не думал больше ни о чем другом. Я видел Мод в ваших объятиях. Я видел, как она приносит вам завтрак, выходит из вашей ванной, обмотав себя' подмышками махровым полотенцем. Будет неправдой сказать, что эти видения не причиняли мне боль. Мне больше не следует думать о ней. Отныне вы будете заполнять мой разум, питать мою ненависть. Тут есть простор. Этот дом в лесу – я не хочу больше видеть его в красках, с его низеньким белым заборчиком, с его гравием, шуршащим под колесами, с его почтовым ящиком на колышке.

Вы говорили мне, что вам имплантировали сердечный клапан. Ваши рассказы не представляли больше интереса. То были воспоминания, завернутые в прозрачную пленку.

Мод объяснила мне по телефону:

– Он рассказывает мне разные вещи. Он говорит мне то, чего мне никто никогда не говорил. Даже ты. Ты говоришь, только когда боишься. Или когда грустишь.

– Это не одно и то же?

За кого вы себя принимаете? Старый козел. Вас возбуждают маленькие девочки, верно? У них такая нежная кожа, мурлыкающий голосок, чинный вид. Мод старовата для вас.


Это был один из тех послеобеденных сеансов, на которые ходят только одинокие. Я пересмотрел фильм, снятый по вашему второму роману, где у актеров просто мания повторять с вопросительной интонацией последние слова собеседника. Так что ничего удивительного, что фильм шел два часа сорок минут. Он был разнесен критикой в пух и прах. Публикой тоже. «Белки Центрального парка» даже не существовали на видео. Один из самых значительных провалов студии «Уорнер». Вы укрылись за тем фактом, что не принимали участия в написании сценария. Это очень в вашем духе. Бери деньги и сматывайся. Господин Чистые Руки.


Как я представляю себе адюльтер. Вот эта комната. Вот эти простыни. Вот этот свет. Вот эти шторы. Вот эта женщина, которая хочет быть голой. Вот эти слова. Вот эти ласки. Вот эти часы на тумбочке. Вот эти двое.


Ночь, телефонный звонок. На другом конце провода сначала молчание. Затем рыдания, женские слезы на междугородней линии. Ваша дочь Зельда – Зельда! вы посмели назвать свою дочь Зельдой, – всхлипывая, извиняется. Она нашла мой номер через Интернет. Она ужасно злилась на вас. Она была на моей стороне. Вы умели только делать людям зло. Началось со ссор с вашей женой, с криков, оскорблений, – все на глазах у детей, которые тянули вас за рукав и умоляли прекратить. Или же дверь спальни запиралась, как только тон повышался. Это продолжалось с вашими книгами, которыми вы пользовались, чтобы мстить, – этими книгами, которые все соседи читали с нездоровым наслаждением. Другие ученики в школе говорили о них, хихикая. Зельда сказала, что в то утро, когда она увидела рукопись «Страны сливочного мороженого» на столике в гостиной и эту первую фразу, облетевшую позднее весь свет и ставшую паролем во всех кампусах, она не знала, что это перевернет всю ее последующую жизнь. «Страна сливочного мороженого», как известно, рассказывает в подробностях историю несчастного брака университетского преподавателя с одной из его студенток. Ярость взрывалась на каждой странице. Этим сведением счетов вы задели нечто в сознании американцев. Карманные издания продавались миллионами экземпляров. Желтая обложка стала столь знаменитой, что вскоре заговорили о «желтом Брукинджере». Сегодня в ход пошли бы футболки, кепки с изображениями ваших героев. Но сегодня никто уже не читает, а вы считаете особым шиком не писать. Зельда высморкалась. В романе ее мать получила по заслугам. «Страна сливочного мороженого» разрушила вашу семью. Успех был огромен, а детство Зельды полетело ко всем чертям.

– Зельда? Вы еще здесь?

Перейти на страницу:

Все книги серии Черный квадрат

Драная юбка
Драная юбка

«В старших классах я была паинькой, я была хорошенькой, я улыбалась, я вписывалась. И вот мне исполнилось шестнадцать, и я перестала улыбаться, 39 градусов, жар вернулся ни с того ни с сего. Он вернулся, примерно когда я повстречала Джастину. но скажите, что она во всем виновата, – и вы ошибетесь».В шестнадцать лет боль и ужас, страх и страсть повседневности остры и порой смертельны. Шестнадцать лет, лубочный канадский городок, относительное благополучие, подростковые метания. Одно страшное событие – и ты необратимо слетаешь с катушек. Каждый твой поступок – роковой. Каждое твое слово будет использовано против тебя. Пусть об этом знают подростки и помнят взрослые. Первый роман канадской писательницы Ребекки Годфри – впервые на русском языке.

Ребекка Годфри

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Армия жизни
Армия жизни

«Армия жизни» — сборник текстов журналиста и общественного деятеля Юрия Щекочихина. Основные темы книги — проблемы подростков в восьмидесятые годы, непонимание между старшим и младшим поколениями, переломные события последнего десятилетия Советского Союза и их влияние на молодежь. 20 лет назад эти тексты были разбором текущих проблем, однако сегодня мы читаем их как памятник эпохи, показывающий истоки социальной драмы, которая приняла катастрофический размах в девяностые и результаты которой мы наблюдаем по сей день.Кроме статей в книгу вошли три пьесы, написанные автором в 80-е годы и также посвященные проблемам молодежи — «Между небом и землей», «Продам старинную мебель», «Ловушка 46 рост 2». Первые две пьесы малоизвестны, почти не ставились на сценах и никогда не издавались. «Ловушка…» же долго с успехом шла в РАМТе, а в 1988 году по пьесе был снят ставший впоследствии культовым фильм «Меня зовут Арлекино».

Юрий Петрович Щекочихин

Современная русская и зарубежная проза