Страшный сон приснился Силантию. Снилось ему будто он мальчишкой идёт с товарищами купаться, пришли к речке. Нагретый солнцем песок обжигает пятки. Вот Силантий разделся вперёд всех, разбежался и бросился вниз головой в воду. Шёл, шёл под водой, наконец, голова почувствовала дно, но дно это мягкое, сейчас же расступилось, и Силантий увяз по самые плечи… И стал он задыхаться… нечем дохнуть… кричать хочет, — только грязь в рот набивается… И стал он тогда махать над водой ногами: может быть товарищи увидят — спасут его. Машет ногами и слышит: хохочут товарищи во всю глотку. А тут нестерпимые муки: грудь всю разрывает и кожа на животе от крика разрываться стала. И почувствовал Силантий, что сейчас — смерть, почувствовал и проснулся.
Сначала не соображал ничего, а только дышал. А потом уж проступила нестерпимая боль в животе, рванулся Силантий, приподнялся, крикнул, но в это время опять его повалили, набросили на голову какую-то тяжёлую тряпку и вдавили в рот.
Но Силантий уж видел и понял, что с ним делали: один из арестантов закрывал ему голову и затыкал рот, другой прижал ему коленками раскинутые руки, а третий сидел на нём верхом, захватывал на животе кожу, сильно оттягивал её, перекручивал, а потом со всего размаху ударял по оттянутой коже ребром ладони. Это Силантию за строптивый его характер ставили банки.
От невыносимой боли, которая ещё становилась невыносимее от того, что нельзя было крикнуть, Силантий потерял сознание.
Когда он очнулся, утро уже забрезжилось. Силантий попробовал приподняться, но не мог из-за боли и застонал.
Один из арестантов подошёл к нему и сказал: — Смотри, борода! если чуть чего — так ещё тёмный киф[12]
получишь! Это почище банок… Вас кобелей учить надо! — добавил он наставительно.Силантий понял, что жаловаться нельзя. Поэтому, когда за ним пришли, чтобы повести наверх, к начальству, он, с трудом сдерживая стоны, поднялся и пошёл сгорбившись.
Сначала его повели в регистрационное бюро, где заполнили на него карточку и сняли «словесный портрет». А отсюда передали в комнату дактилоскопии и сигналистической фотографии.
Здесь всё удивляло Силантия. Сначала он сильно оробел. Но потом, когда увидел, что обращаются с ним хорошо, то насмелился даже спросить, что с ним здесь станут делать. Ему сказали, что оттиснут отпечатки с пальцев и снимут фотографическую карточку.
Последнее дело Силантию очень понравилось. Он снимался когда-то с товарищем, ещё когда был холостой, но только в то время карточки выходили какие-то жёлтые. А нынче хорошо снимают. Он побеспокоился только, бесплатно ли с него сделают «патрет». Ему сказали, что не возьмут с него ни копейки. Этим он остался совершенно доволен и спокойно отдался в руки фотографа.
Силантия усадили на какое-то особенное кресло. Он не припомнил что-то, чтобы у фотографа было такое: здесь вдоль сиденья, как раз посредине проходил невысокий гребешок.
Силантий полюбопытствовал, зачем это так, и фотограф объяснил, что это для того, чтобы человек не ёрзал на стуле, не сбивался на сторону, а сидел прямо. Силантий попробовал сдвинуться на бок и действительно убедился, что сидеть так невозможно, потому что гребень впивался в тело.
— И до чего только не додумаются нонче! — вздохнул он, усаживаясь, как надлежало.
Наконец, все приготовления были закончены, фотограф подошёл к Силантию и хотел повесить к нему на шею какую-то дощечку с крупно написанным номером.
— Ну, нет! Это, брат, шалишь! — возмутился Силантий и отвёл руку фотографа, — это собачки в городу с номерками бегают, а нам это ни к чему… Эдак я и сыматься не стану, — заявил он.
Но тут его принялись уговаривать, стращать и в конце концов добились своего.
— Ну, ладно, пускай вроде, как старшина буду — с бляхой! — сказал он, печально усмехнувшись, и позволил надеть на себя номер.
Когда кончили снимать, он направился было к двери. Его остановили.
— Погоди, отпечатки ещё с пальцев.
Силантий с безразличием повиновался. Он молча смотрел, как дактилоскопист брал каждый его палец, предварительно выпачканный в чёрной краске, прикладывал к карточке, прижимал и слегка прокатывал.
Когда всё было кончено, Силантий встал, посмотрел на свои чёрные пальцы и сказал, покачав головой:
— Карточки сымать — это кажному приятное дело, а пальсы-то зря мне помарали — ни к чему это…
Несчастный Силантий! Если бы ему известно было то, что известно было этому безусому мальчишке, который «помарал» ему пальцы! Если бы он знал то, что могут быть в свете два близнеца, до того похожие друг на друга, что даже родная мать их не различает, что могут быть среди 1.700 миллионов людей земного шара несколько человек, у которых даже число волос на голове одинаково, но, что нет и не может быть на свете двух пальцев, отпечатки которых совпали бы.
В конце концов Силантию было сейчас не до этого: его мытарства ещё не кончились, — его влекли сейчас на допрос к начальнику секретно-активной части.