Безумные затеи Ферапонта Ивановича

Допрашивали его не меньше часу. Он даже вспотел, потому что такое пришлось вспоминать, что ему и во сне-то уж ни разу не снилось. Спрашивал его начальник, как в колчаковскую армию он попал, когда его мобилизовали, в каких частях служил и почему взял его в денщики Яхонтов.

Дальше пошли вопросы насчёт знакомства с Аннетой. Кто она ему приходилась, где и как познакомился он с ней и долго ли она жила с ним. Наконец, разговор перешёл на Яхонтова: каков он был человек, не обращался ли он жестоко с солдатами или с ним — с Силантием. Не оскорбил ли чем-нибудь, не ударил ли когда его или что-нибудь в этом роде.

Силантий ответил на все вопросы так, как считал лучше. Он уже думал, что его отпустят сейчас, потому что начальник позевнул и, прикрыв рот рукой, откинулся в кресле.

— Уснёт, пожалуй, — подумал про себя Силантий и улыбнулся.

Вдруг начальник быстро перебросился всем корпусом через стол и, приблизив лицо своё вплотную к Силантию и гляди ему в глаза, спросил, да таким голосом спросил, что Силантий затрясся:

— А, скажи, она тебе помогала, когда ты задушил Яхонтова?!..

У Силантия зубы стучали и он слова не мог вымолвить.

Начальник с наслаждением посмотрел на него:

— Ну, что же ты, брат?!. — подбадривал он Силантия. — Видишь, всё, братец, известно. А ты знай, Пшеницин, — за добровольное сознание — половина вины снимается, слышал?

Силантий молчал.

— Ну, ладно, — сказал почти весело начальник. — Вот ты говорил мне, что вы с Яхонтовым душа в душу жили и что никогда у вас никаких неприятностей не было, а не припомнишь ли ты… встречу одну на мосту? А? Помнишь? — отвечай!..

— Помню, — хрипло сказал Силантий.

— Как же ты говорил, что у тебя с ним никаких столкновений не было и что ты на него никакой обиды не имел, а?!. Соврал значит, ну?!.

— Так точно…

— Ну, вот… — совсем благодушно сказал начальник. — Давно бы так! Ты, Пшеницин, имей в виду, что у нас везде глаза есть. Так что нас не обманешь. Ну, ладно… ещё ответь мне на один вопросик: скажи, пожалуйста, когда ты…

Сильный гудок и шум автомобиля под самым окном не дали начальнику договорить. Он подошёл к окну и поглядел на улицу. Большой жёлтый автомобиль остановился у подъезда угрозыска и из него вышел рослый военный в будёновке. Начальник активно-секретной узнал в нём одного из следователей губернской чрезвычайной комиссии.

Тогда он жестом дал понять Силантию, что тот ему не нужен.

— Только смотри, — сказал он ему вслед, завтра рассказывай всё без вранья.

— Слушаюсь, — сказал Силантий и вышел.

Оставшись один, начальник активно-секретной сел за стол и принялся разбирать дела. В связи с приездом следователя чека он ждал, что сейчас его позовут в кабинет начальника угрозыска.

Начальник угрозыска сидел у себя в кабинете и хмурясь просматривал сводку. Сводка была неприятная. За короткий промежуток времени три нераскрытых убийства! Чёрт знает, что они там делают!.. Он протянул руку к звонку.

В это время кто-то постучал в дверь.

— Войдите.

Чекист вошёл. Они поздоровались. Начальник угрозыска предложил посетителю кресло, вышел из-за стола, подошёл к двери и закрыл её на ключ.

Тем временем начальник секретно-активной нервничал в своём кабинете. Он ждал, что его вот-вот позовут, но никто не шёл. Прошло минут двадцать. Вдруг за окном зарявкал гудок автомобиля.

— Неужели уехал уже? — с неудовольствием подумал начальник секретно-активной и подошёл к окну. Автомобиль стоял на месте. Двое ребятишек, взобравшись на место шофёра, ссорились из-за того, кому нажимать на мячик гудка. Они отталкивали друг друга; и если которому-нибудь удавалось дотянуться до гудка, он торопливо и сладострастно стискивал его.

Шофёр бежал к автомобилю, прожёвывая что-то на ходу…

К начальнику секретно-активной вошёл, наконец, один из сотрудников и сказал, что начальник угрозыска требует его к себе.

По лицу начальника угрозыска нетрудно было заключить, что разговор его с посетителем, который уже уехал, был далеко не из приятных.

Он не скрывал своего волнения от помощника. Тот сел и ждал, пока заговорит начальник.

— Ты знаешь, — сказал начальник нервничая, — они там считают, что все эти убийства — на политической подкладке.

— Вот как?

— Да. И представь себе, когда я спросил его, почему они так думают, он рассердился даже: как, дескать, у вас за короткий срок убито трое партийных, старых партийных-подпольщиков, а ты ещё, говорит, спрашиваешь, почему мы думаем, что это политические убийства.

— Ну, а ты что? — спросил помощник.

— Ну, а я ему сказал, что у нас за истёкший квартал 8 убийств но округу и что если трое из убитых оказались партийными, так это может быть и чисто случайным. Во всяком случае, говорю, вот уже месяц, как ни о каких убийствах не слышно. Скорее, говорю, обращает на себя внимание то, что за последнее время страшно усилились преступления против нравственности. Намекнул ему, понимаешь ли, насчёт последних изнасилований.

— Ну, а он?