Безумный лес

— Хватает, да, к сожалению, не палата.

Лимузин катил по ухабам и рытвинам пыльных окраинных улочек. Лэптурел мечтательно вздохнул:

— Теперь вся страна у нас в руках. Вся страна. Ассигнования. Контракты. Договора. Поставки. Сделки за сделками! Деловые предложения! Одно выгодней другого! Теперь только бы здоровье! Только бы здоровье! В два счета наживем состояние. А я еще воспользуюсь ситуацией и заодно женюсь.

Я многозначительно оглядел старый, потрепанный костюм, который на нем был. Взглянул на его ботинки, еще более стоптанные, чем мои. Покачал головой. Лэптурел заметил это и сказал:

— Я понимаю, отчего ты качаешь головой и о чем думаешь. Тут правда твоя. Перво-наперво надо будет приодеться, принять вид светского человека, солидного политического деятеля. Впрочем, приятель, в Бухаресте я не терял времени даром. Взял в министерской кассе аванс под будущее жалованье, а как получил денежки, отправился к самому знаменитому портному — Панглу, — ты, возможно, слышал о нем, — и заказал себе шесть костюмов… Потом поехал к Ене и заказал туфли. Потом…

— Когда ты оденешься во все новое, Лэптурел, у тебя будет чертовски элегантный вид.

— Да, уж будь уверен.

— Я не понял, что ты имел в виду, когда говорил, что ловкий начальник канцелярии…

— Ах, да. У ловкого начальника канцелярии больше власти, чем у самого министра. Теперь дядюшка Стэникэ Паляку и я — это уже государство. Теперь дядюшка министр и я — это вся страна.

Лимузин выехал на Дунайский проспект, взвыл, заурчал и взметнул тучу пыли, слепя прохожих. У ворот большого дома, где жил господин министр, Лэптурел вылез из машины. Я последовал его примеру. Слуга распахнул ворота. Шофер въехал во двор. Несколько простолюдинов, стоявших около ворот, сдернули с голов шляпы. Лэптурел в ответ поднял палец. Потом закурил сигарету, повернулся ко мне и спросил:

— Хочешь, тебя отвезут домой? Ты ведь, кажется, живешь неподалеку?

— Не надо. Мне не к спеху. Если бы мы не встретились, я бы все еще бродил по городу.

— В таком случае дождись, когда подойдут демонстранты во главе с Быркэ и Келу. Услышишь, чего еще никогда не слыхивал. Мой министр выступит с потрясающей речью. К ней и я руку приложил.

— Я и не знал, что ты сочинитель.

Лэптурел скромно потупился. Сложил губы трубочкой. Выпустил струю дыма.

— Для писанины большого ума не надо. Излагай на бумаге все, что в голову взбредет. Слово за словом. Фраза за фразой…

Покуривая сигарету, он повернулся ко мне спиной и вошел во двор. Я остался на улице один и решил, что самое лучшее — это последовать совету подонка и подождать. Тоже закурил сигарету и настроился ждать. К счастью, ждать пришлось недолго. Едва я успел сделать две-три затяжки, как услышал звуки труб. Потом увидел знамя и знаменосцев. Наконец показалась и вся толпа. Воздух сотрясли крики:

— Ура!.. Ура-а-а!.. Ура-а-а-а!..

Музыканты, знаменосцы, Митицэ Быркэ, Дезидерия Гэзару, Олимпие Келу и все те, кто шел следом, взрослые и дети, подошли ближе и, поравнявшись с домом Стэникэ Паляку, потоком хлынули во двор, сгрудились, пиная и толкая друг друга, перед галереей и остановились.

— Ура!.. Ура-а-а!.. Ура-а-а-а!.. Да здравствует!.. Ура-а-а-а!..

Истошно надрывался оркестр. Кто-то поспешил схватить жердь с обвисшим флагом и начал размахивать ею над головами. Флаг развернулся и заколыхался над толпой.

— Ура!.. Ура-а-а!.. Ура-а-а-а!..

— Да здравствует его превосходительство господин министр Стэникэ Паляку!

Кричал Митицэ Быркэ. Кричал Олимпие Келу. Кричал и Бириш, секретарь примэрии. Кое-кто просто вопил.

Министр Стэникэ Паляку вышел на порог. Поднял над плешивой головой соломенную шляпу. Палящее летнее солнце заиграло на его толстом, иссиня-багровом лице, усеянном глубокими оспинами. Новоиспеченный министр старался унять волнение, которое, по всей видимости, охватило его. Он пожевал свои поседевшие короткие усы. Достал из кармана лист бумаги. Развернул.

— Граждане!.. Благодарю вас за то чувство любви, которое вы ко мне проявляете. Благодарю вас и за доверие, которое мне оказываете… Я теперь министр… С божьей помощью мечты мои сбылись… Как министр его величества короля я буду заботиться о своей стране. Однако, как уроженец Телеормана, я буду особенно заботиться об этом уезде. Но еще больше заботы я буду проявлять о родном городе Руши-де-Веде, где каждый камень помнит меня еще ребенком.

Он остановился, чтобы перевести дух.

— Браво!.. Браво-о-о!.. Браво-о-о!..

Какой-то босяк, которого — по мнению Лэптурела — следовало бы отлупить и посадить на кол, взобравшись на забор, воспользовался минутной паузой и выкрикнул:

— В первую очередь, господин Стэникэ, вы позаботитесь о себе самом… Разбогатеете сами, господин Стэникэ… набьете деньгами собственную мошну, господин Стэникэ.

Откуда-то взявшиеся молодчики, вооруженные сучковатыми дубинками, набросились на смельчака. В мгновенье ока вытянули его дубинками по спине. Стащили с забора. Обступили тесным кольцом и стали избивать. А когда несчастный уже не мог даже стонать, подхватили его, перетащили через дорогу и швырнули на кучу мусора.