Безумный лес

Ей нет еще и восемнадцати! Дома ее ждет ребенок. Скоро должен появиться второй. И ей хочется повеситься! Ну и пусть. У меня нет никакой охоты вынимать ее из петли. Но у меня нет и желания намыливать веревку.

В корчме под вывеской «У Друцу», на той стороне улицы, босые крестьяне с лицами цвета обожженной глины пьют цуйку. Слышно, как они чокаются:

— Будем здоровы!

И опрокидывают цуйку в рот. Один уже пьян. Мычит:

— Музыкантов!.. Музыкантов сюда, пусть играют…

А пока не пришли музыканты, — да и придут ли они вообще? — он затягивает сам:

Коль есть лей,
Коль есть лей,
Поскорей его пропей…

Дочь корчмаря стоит на пороге. И все смотрит и смотрит на улицу, полную солнца и людей. Она никого не ищет. Никого не ждет. Возле стены какая-то худущая дворняга устраивается подремать, опасливо поглядывая по сторонам.

— А теперь извини меня. Я вышла на минутку, купить тут рядом кое-какую мелочь. Откуда мне было знать, что я тебя встречу? Я уже давно ничего о тебе не знаю. Думала, тебя уже и в живых нет. Нынешней весной узнала от Нигриты, твоей двоюродной сестры, что ты много бродил по свету. Зашел бы все-таки к нам, а? Рассказал бы, что творится на земле…

Теперь и у меня дрогнули губы.

— Приду. К вечеру. Если это тебя не утомит.

— Я буду ждать, слышишь?.. Но не заставляй меня ждать понапрасну! Прежде… Сколько раз ты заставлял меня ждать понапрасну! И я ждала. Хоть и злилась про себя. И ревела — чуть с ума не сошла.

— Об этом лучше бы забыть.

— Лучше бы! Слишком много такого, о чем мне лучше бы забыть… и такого, чего лучше бы не было вовсе…

— Ну, не так уж много.

Она ушла. Я смотрел вслед, пока она не завернула за угол. Вдруг у меня закружилась голова. К горлу подступила тошнота. Должно быть, от того, что утром я наелся ежевики и незрелых ягод терновника. И еще нахлебался сырой воды, когда купался в реке. Я отбросил стыд и присел у стены лавки. Было невыносимо жарко. Жар, влажный и липкий, исходил изнутри и обжигал кожу.

Не зная, что делать дальше, я снял шляпу и положил ее рядом с собой, дном вниз. Накрашенная, увядшая дамочка, возвращавшаяся с рынка, неся кошелку с мясом, остановилась, открыла свой кошелек, достала из него никелевую монетку и бросила мне в шляпу. Я подождал, пока она отойдет. Потом поднял шляпу. Вытряхнул монету. Опасливо огляделся по сторонам. Голова уже не кружилась. Тошнота прошла. Собрав остатки сил, я поднялся. Заковылял прочь. И мой след тотчас затерялся в пестрой толпе, запрудившей улицу.

III

Если говорить всю правду, то я уже много лет не был ни здоров, ни болен, не знал ни счастья, ни несчастья. И даже не особенно тревожился за судьбу, которая меня ждала впереди. Я вспомнил о медвежатах с кольцами в носу, которые пускались в пляс, заслышав звуки бубна. И пожалел, что не родился медведем. Немного погодя я уже радовался, что явился на свет человеком, а не кем-нибудь еще. Я говорил себе, что в конце концов жизнь можно прожить и кое-как, стоит даже прожить ее на авось. Что же, однако, толкнуло меня взяться вдруг за учение и решиться с таким опозданием сдавать какие-то несчастные экзамены? Ведь некоторые из моих сверстников вот-вот должны были получить аттестат зрелости, а другие уже стали студентами. Те же, кто решил заняться ремеслом, давно были подмастерьями. Все объяснялось очень просто. Куда бы я ни приходил в поисках работы, в какую бы дверь ни стучал, едва только я раскрывал рот, чтобы изложить свою просьбу, как меня тут же перебивали:

— А какая-нибудь справка у тебя есть?

— Нет.

— Без справки… Только подсобным рабочим… Если это тебя устраивает…

— Но ведь я…

— Будь ты хоть семи пядей во лбу, если у тебя на руках нет справки, все напрасно!.. Или… постой… постой. Может быть, у тебя высокопоставленные родственники…

— Очень высокопоставленных родственников у меня нет. Но мой дядя Варфоломеу Кайан стал епископом Нижне-Дунайского края, а что касается моего двоюродного брата Бади Даудеску, — ого, этот еще похлеще, — он настоящий профессор и вдобавок сенатор! Кто дружит с Бадей Даудеску, тому сам господь бог в помощь…

— Знатные родственники! Епископ! Профессор, который к тому же и сенатор! Почему бы тебе не обратиться за поддержкой к ним?

— Да я их в лицо не знаю.

Меня принимали либо за болтуна, либо за круглого идиота. Качали головой.

— Очень жаль, приятель. От всей души жаль. Но…

Я уходил. И больше не возмущался тем, что надо мной насмехаются и считают полоумным. А если даже возмущался, ничем не выдавал своих чувств. Я догадывался, конечно, что при моей бедности и бестолковости в школе мне будет не легко. Однако, взвесив все, я скрепя сердце записался сдавать экзамены в гимназию, чтобы окончить хотя бы несколько классов, получить на руки справку и устроиться куда-нибудь на работу полегче, где бы можно было читать, читать и читать, чтобы и для меня нашлось место среди людей. Ха-ха! Среди людей! Среди каких людей? На земле живут самые разные люди. В силах ли я сделать правильный выбор? Может быть, да. А может быть, и нет.