Безумный лес

Я пробормотал, заикаясь:

— Нет, я тебя не забыл.

— Ладно уж. Рассказывай дальше…

— Я только что вернулся из Италии. Я был раздет, разут и без денег. Искал работу. А когда ищешь работу, воротить нос не приходится, нанимаешься к первому встречному.

— Ты вечно ищешь работу, а когда находишь, то она тебе быстро надоедает, и ты ни с того ни с сего бросаешь место. Помню, перед войной, когда ты жил здесь, в городе, ты за год переменил пять или шесть хозяев. В тебе словно змея сидит и жалит в сердце, не давая ни минуты покоя.

— А кто его знает? Может, ты права, во мне действительно свила гнездо змея… Может быть, во мне и впрямь поселился какой неуемный змей или червь… Во всяком человеке живет тайное беспокойство, и от него невозможно избавиться. То ли мечта, желание. То ли тоска… Разве можно от этого уйти?

— Не знаю, — сказала Зое. — Если бы знала, сказала бы.

Тени деревьев становились все длиннее. Небо чуть порозовело.

Шум в городе усилился. Протяжный колокольный звон двенадцати городских церквей звал к вечерне. Потом, словно поняв, что звонят понапрасну, колокола смолкли. Все застыло в оцепенении. Где-то неподалеку по булыжникам мостовой протарахтели колеса пролеток.

— Скажи, Дарие, тебе не страшно было жить среди татар?

Меня разобрал смех. Успокоившись, я ответил:

— А что в них страшного?

— Ну как же… Я помню, нас в школе учили, что татары едят человечье мясо…

— Нет, Зое, татары не едят людей. Их еда, правда, отличается от нашей, но это все-таки не человечье мясо. В Добрудже, так же как здесь и повсюду, людей после их смерти съедает земля, превращая их в прах.

Услышав, что я снова говорю о смерти и о земле, съедающей останки жизни, Зое погрустнела. А я — нет. Это было уже невозможно. Печаль давно уже не разлучалась со мной. Чтобы развеять свою грусть или, быть может, удовлетворить свое желание узнать как можно больше о жизни в том далеком мире, что находится за пределами ее города, Зое спросила:

— Дарие… Скажи мне прямо… у татар есть и девушки?

Тут уж я расхохотался от всей души. Ее наивность не имела пределов.

— А почему бы нет? Ведь я сказал тебе. Они такие же люди, как мы. У них тоже есть и парни и девушки.

— Наверное, прошлым летом, когда ты жил в том селе, ты влюбился в какую-нибудь татарочку.

По рассеянности я забыл, что между мной и Зое в свое время зарождалось какое-то невинное чувство и что своей исповедью, даже совсем безобидной, я могу причинить ей боль. И похвастался:

— Да, я был по уши влюблен в одну татарочку.

— А… как ее звали?

Я понял, что она хочет спросить совсем о другом, но не решается.

— У нее было очень странное имя, даже для татарки. Ее звали… Ее звали Урума.

— Урума… Урума… Урума… Я никогда не слышала такого имени. Наверное, для татарских ушей оно звучит красиво… А скажи… эта Урума… какая она из себя? Какое у нее было лицо?

— Не высокая и не маленькая. А лицо… Лицо у нее было желтое. Желтое и круглое, как луна.

— А как она одевалась? Она носила юбку?

— Нет, не носила. Ходила, как все татарки, в шароварах.

— И ты разговаривал с ней?

— Конечно, разговаривал.

— А когда вы разговаривали, что она тебе говорила?

— Она была моя хозяйка. Приказывала мне сделать то, сделать другое. Как всякая хозяйка.

— И больше ничего?

— Нет, почему же. Когда оставалось время на болтовню, она болтала со мной обо всем, что ей приходило в голову. Но чаще всего уговаривала меня переменить веру, сделаться татарином, жениться на ней и навсегда остаться в Добрудже, в Сорге…

Зое молчала. Молча смотрела на дочку, игравшую на земле. Но по ее потерянному взгляду, по ее искаженному, обезображенному лицу я понял, что она хочет задать мне еще один вопрос, но колеблется. Некоторое время она молча обкусывала ногти, потом решилась прервать молчание. Подняла голову:

— Дарие, ты только, пожалуйста, не обижайся… Я бы хотела у тебя спросить кое о чем… О чем не принято спрашивать.

— Не бойся, Зое. Спрашивай.

Она покраснела до корней волос. Отвела глаза, опустила голову и промолвила:

— Эта татарка… Урума… когда ты познакомился с нею, знала, что такое любовь?

Это был именно тот вопрос, которого я ждал. И у меня был готов ответ.

— Да… И даже слишком хорошо.

Кровь отхлынула от ее щек. На лицо легла тень. Синие глаза тоже помрачнели. Она задумалась… Долго сидела в раздумье. Наконец, когда молчание, как ей показалось, слишком затянулось, она собралась с духом и прошептала:

— Вот и я… Вот и я, Дарие… Я бы тоже хотела узнать, что такое любовь…

Я уже давно ничему не удивлялся. Но зато у меня завелась привычка притворяться удивленным. Я широко раскрыл глаза и повысил голос:

— Любовь?.. Ты не знаешь, что такое любовь? Как так не знаешь? Ты ведь замужем. У тебя ребенок. Не сегодня-завтра родится еще один. Как же ты не знаешь, что такое любовь?

— Да, у меня ребенок. И еще будет ребенок. А потом еще и еще. Но это совсем не то. Любовь — это…