Зое увидела меня, обернувшись на стук захлопнувшейся калитки. Отшвырнула много раз читанный-перечитанный роман. Тяжело поднялась. Голова ее тряслась, как у больной овцы. Она обдернула на себе желтую юбку и поспешно провела рукой по волосам. Улыбнулась. Ее бледное, подурневшее лицо, покрытое серыми пятнами, засветилось. Хромая и раскачиваясь, я подошел ближе. Снял шляпу и отвесил глубокий почтительный поклон, как завзятый донжуан предместья. Моя рыцарская учтивость искренне обрадовала ее. Она протянула мне руку. Я не придал значения тому, что рука пахла грязной посудой и жареным луком, и поцеловал ее. Лицо Зое стало свекольного цвета.
— Послушай… не надо целовать мне руку…
— Почему? Ведь ты теперь замужем… Настоящая дама…
— Настоящая… К сожалению…
Мы оба смутились. Не зная, что делать дальше, я еще раз поцеловал ей руку. Радость Зое была несказанной. Я подумал, что теперь она захочет обнять меня, и уже приготовился прижать ее к своей груди бережно и осторожно, как полагается обнимать беременную женщину. Но был разочарован. Зое не обняла меня. А только сказала:
— Послушай… Я рада, что ты пришел. Знаешь… я не верила, что ты придешь. Ты застал меня врасплох…
И она перевела взгляд на свое дешевенькое домашнее платье.
— Это, Зое, совсем неважно. Я пришел не ради платья. Я пришел ради тебя. Только ради тебя.
Румянец, вспыхнувший на ее щеках, держался еще некоторое время, потом исчез. Девчушка таращила на нас свои глазенки и вдруг захныкала. Проснулся ветер, дремавший в пыли. Забрался на старые ветви шелковицы, легонько ударил по ним своими крыльями и раскачал. На землю возле нас и на наши плечи упало несколько листьев и поздних тутовых ягод, черных и переспелых. Зое прошептала:
— Знаешь, лучше бы мне живой лечь в землю, чем выходить замуж за Панделе… Лучше бы сгореть на огне…
Не в моих привычках давать людям советы. Каждый имеет право ошибаться на свой страх и риск. Не нравилось мне и выслушивать советы от других. Мне при любых обстоятельствах хотелось жить своим, а не чужим умом. Но все же я счел за лучшее сказать что-нибудь в ответ.
— Не стоит так думать и говорить. Ведь рано или поздно, хотим мы этого или нет, мы все равно умрем, все в землю ляжем. Смерти никому не избежать. А раз так… А раз так, то зачем торопиться?
Выслушав мою грошовую мудрость, Зое не могла сдержать улыбки. Улыбка вышла кривой и кислой, отчего ее желтое, покрытое пятнами лицо подурнело еще больше.
— И то правда. Встретились первый раз после стольких лет и завели разговор о смерти. Будто на свете, кроме смерти, и нет ничего.
— Это ведь ты начала…
— Да, я. По глупости.
— Давай поговорим о жизни. О том, что мы от нее до сих пор видели, и о том, чего от нее ждать в будущем.
Заскрипела калитка. Появились две босые очень смуглые цыганки с большими, как дыни, и твердыми, как камень, грудями. В ушах у них сверкали длинные серьги из старинных медных и серебряных монет.
— Погадаем, барышня… Про счастье-радость погадаем, барышня…
— Погадаем, красавец… Про счастье-удачу погадаем, красавец…
«Барышня» относилось к беременной Зое. «Красавец» был я.
— Погадаем по руке, барышня… Или на раковине. Нагадаем счастья-радости. Про судьбу погадаем, барышня.
— Заходите завтра к вечеру, тогда и погадаете — одна по руке, другая на раковине.
Цыганки ушли. Их крик доносился теперь с улицы:
— Кастрюли лудим!.. Лудим!.. По руке гадаем!.. Гадаем!..
Огромной мертвой птицей упало меж нами молчание. Огромной черной птицей, подстреленной на лету. Я мысленно взглянул на тяжелый труп молчания и стал придумывать, как бы от него избавиться.
Зое еле слышно прошептала:
— Судьба… Они хотели погадать про судьбу. А зачем? Разве мы про нее не знаем? Мы все про нее знаем. И еще про счастье-радость! Какое может быть у нас счастье? Никакого счастья, правда? Никакого…
— Тогда зачем же ты велела им прийти завтра?
— Чтоб поскорей спровадить, вот зачем… Только чтоб спровадить. Не хотела, чтоб они нам надоедали.
— А что до судьбы, Зое, — ты не права: про свою судьбу нам только кажется, что мы что-то знаем. И счастья своего мы тоже не знаем.
— Да нет же, знаем… Вот послушай… Ты приехал в наш город. Я не думала, что ты еще появишься в наших местах. И не ждала тебя. А ты приехал, потому что тебя привела судьба. Пришел навестить меня. Чем это для меня обернется — счастьем или несчастьем? Этого я и впрямь не знаю… Не знаю…
— Уж не думаешь ли ты, что это как-нибудь изменит нашу жизнь?
— Да нет, наоборот. Каждый будет жить своей жизнью, у каждого своя судьба. Свое несчастье. Все останется по-прежнему, словно бы мы и не встречались. И все-таки… Ты даже не представляешь, как я рада, что ты навестил меня. Давай поговорим, как раньше…. Давай…
— Как раньше! Как раньше уже невозможно. Ты уже не та. Да и я уже не тот. Время меняет людей. Меняет непрерывно.
— Невозможно! Я и сама понимаю, что уже невозможно. Но как бы хотела, чтоб это было возможно. Всей душой хотела бы, чтобы это было еще возможно. Для меня… Для тебя…