Безумный свидетель

По прошествии нескольких дней из окружной психиатрической больницы пришел ответ, что испытание Малыгиной, находящейся в специальном отделении для арестованных, завершено. Малыгина Екатерина Сергеевна, «несомненно, имеет врожденное и с годами прогрессирующее психопатическое расстройство и подлежит длительному стационарному излечению в психиатрической клинике».

Что ж, весьма разумное заключение… Такой, как эта фигурантка, самое место в психушке. Но вот только как быть с Волосюком? Ведь Малыгина не опознала его. Хотя какая может быть вера человеку с «врожденным и с годами прогрессирующим психопатическим расстройством»?

Вновь появившиеся сомнения в невиновности Николая Волосюка в попытке изнасилования несовершеннолетней и последующем ее убийстве практически сошли на нет, когда из изолятора пришло донесение, что со стороны Волосюка имелась попытка подкупа также содержащегося в СИЗО Артемия Левандовского. Как это происходило, стало известным сначала руководству следственного изолятора, а затем и майору Щелкунову. Суть сводилась к следующему. Через арестованного Антона Максюту, пребывающего в следственном изоляторе за грабеж, Николай Волосюк передал Левандовскому письмо, в котором предлагал три тысячи рублей за то, чтобы он подтвердил первичные показания Малыгиной, в которых она признавалась в убийстве. Что, дескать, она сама сказала ему, что убила Матрену Позднякову. И если он даст такие показания, он не только передаст ему три тысячи рублей, но и сделает его своим наследником. Максюта исполнил все в точности. А как же иначе, если Волосюк обещал неплохое вознаграждение. Артемий письмо прочитал, малость подумал и написал ответ, что брать на себя соучастие в убийстве – а если он признает, что знал об убийстве Матрены Малыгиной, то так оно и будет – он не намерен. Зато за предлагаемые три тысячи рублей он готов передать следствию кофточку Малыгиной с кровяными пятнами на рукавах, в которой она вернулась поздно вечером четырнадцатого февраля. Он знает, куда запрятала эту кофточку Малыгина, и может указать точное место. И сделать это надлежит как можно скорее, поскольку если ответ он не получит в течение ближайших двух-трех дней, то вознаграждение за предоставление кофточки Малыгиной следствию возрастет до пяти тысяч. Записку с ответом Левандовский опять-таки передал через Антона Максюту, обещав ему, что если дело выгорит, то он тотчас получит свою долю, и немалую.

Получив записку от Артемия Левандовского, Волосюк на его условия согласился. Левандовский уже было написал заявление прокурору, где сообщал об окровавленной кофточке Екатерины Малыгиной, но, узнав, что его вот-вот освободят из-под стражи за неимением против него улик, порвал заявление и последующую записку от Волосюка оставил без ответа. А на словах просил Максюту передать, что, если Волосюк будет продолжать доставать его подобными предложениями о лжесвидетельствовании, он обо всем подробно сообщит прокурору.

Информация о сношениях Волосюка с Левандовским и о предполагаемом подкупе дошла до руководства СИЗО, а затем и до майора Щелкунова, скорее всего, через Антона Максюту. Оставшись без доли, Максюта решил заполучить кое-какие дивиденды от начальства следственного изолятора.

Когда Виталий Викторович доложил начальнику уголовного розыска городского управления милиции майору Фризину о попытке Волосюка свалить вину за убийство Матрены Поздняковой на Малыгину, а себя обелить, начальник УГРО поинтересовался у майора Щелкунова:

– Теперь-то ты убедился в виновности Волосюка?

– Да, – подумав, ответил Виталий Викторович.

– По делу этому ты все сделал как надо, чтобы нам не вернули его на доследование? – испытующе глядя на начальника отдела по борьбе с бандитизмом, спросил Абрам Борисович.

– Все в полном объеме, – вполне твердо произнес майор Щелкунов.

– Ну так закрывай дело и точка!

Собственно, Виталий Викторович сам подумывал об этом. Ничего нового в деле, как ему казалось, уже не накопать. К тому же советы начальства подчиненные обычно воспринимают как приказ…

Глава 17 Пивка, значит, захотелось?

Месяц март уверенно входил в свои права. Теснил зиму буквально по всем фронтам. Начались оттепели. В городе с крыш, будто в печали по канувшему февралю, закапали прозрачные сосульки. В лесу весна тоже понемногу входила в свои права: сугробы, что намело за последние зимние дни, покрылись ледяной коркой, на стоптанных посеревших тропинках образовались проталины, на которых местами пробивалась зеленая трава. В такой месяц обычно говорят, что пахнет весной. Так оно и было в действительности, март начинается как зима, а вот заканчивается самой настоящей весной. Солнце пригревает. Да и синички как-то чирикают бодрее.