Разумеется, Юле Рубинштейн не хватало воспитания, как давно отмечала про себя Лиза. А вот классным дамам недоставало терпения, чтобы вылепить из этого живого, активного ребёнка маленькую мадемуазель. Бельская давно обращала внимание на то, сколь много в Юленьке энергии и задора. Его лишь надлежало направить в нужное русло. Но, увы, в Смольном этим не занимались. Лишь следовали учебной программе. И уделяли чуть больше внимания тем девочкам, чьи родители были щедры в отношении института.
– Платочек оставьте себе. – Лиза с улыбкой покачала головой, когда девочка попыталась вернуть ей мокрый платок. – Но пообещайте мне, Юленька, что более не станете никого называть обидными прозвищами, сравнивать с картинками и позабудете слово «звери» в отношении ваших подружек.
Девочка кивнула, густо покраснев.
Она взглянула на платок в своей руке. На самом уголке была вышита крошечная голубая птичка. Очень милая. Эта птичка явно понравилась маленькой проказнице.
– Merci[16]
, – смущённо промолвила Юля, а затем вдруг спросила, в удивлении распахнув глаза: – А вы почему здесь? Вас тоже наказали?– Вовсе нет. – Лиза снова ласково засмеялась. – Я вас искала.
– Меня? – искренне изумилась девочка.
– Именно. – Бельская слегка наклонила голову, внимательно рассматривая Юленьку. – До меня дошли слухи, что на днях вы поссорились со своей одноклассницей, Мариной Киреевской. Да так крепко, что вы до сих пор не разговариваете. Это правда?
Юля насупилась.
– Правда, – нехотя ответила она, а затем добавила: – Марина Аркадьевна несносна.
Лиза с пониманием кивнула, стараясь сдержать невольную улыбку.
Она и сама в детстве так говорила, если ругалась с кем-то из подруг. Теперь же во время её нехитрого расследования в институте и разговоров с другими воспитанницами Бельской удалось выяснить, что до ссоры дошло и у Марины с Юленькой – двух главных обожательниц Танюши и Оли. Другие «кофейные» девочки с удовольствием рассказали Лизе о том, как Марина Аркадьевна поругалась с Юлией Викторовной прямо в их дортуаре так, что даже классная дама на их крики прибежала. Думала, случилось что-то серьёзное. Девочки порой выясняли отношения на почве споров, чей объект обожания лучше. Обычно озорница Рубинштейн доводила тихую Мариночку так, что та бежала жаловаться. Но в тот раз обиженно плакала Юля, а Марина сердилась. Поэтому Лиза и пошла именно к Юленьке в первую очередь.
– Так в чём же причина вашего конфликта, мой ангел? – мягко уточнила Бельская. – Быть может, я смогу как-то помочь вашему горю.
– Всё дело в фотокарточке. – Девочка виновато опустила глаза и принялась красиво складывать влажный платочек, чтобы чем-то занять руки.
– Что за фотокарточка? – продолжала терпеливо расспрашивать Лиза, но Юленькая упрямо молчала, поэтому девушка как можно дружелюбнее добавила: – Julie, mon ange, поделитесь со мною. Быть может, я смогу помочь вашему горю, дабы впредь оно не повторялось.
Юля Рубинштейн колебалась не слишком уж долго. Вероятно, решила, что Бельская и вправду сможет оказать ей помощь.
– Минувшей зимой на Рождество Ольга Николаевна, царствие ей небесное, – девочка торопливо перекрестилась, – подарила мне фотокарточку. – Юля шмыгнула носом и в смущении продолжила: – Она сама спросила, что я хочу в подарок от своей покровительницы, и я сказала, что очень хочу карточку. Ольга Николаевна была так добра, что подарила мне очень красивую. Совсем новенькую. На ней, правда, она была снята не одна, а с вами, Натальей Францевной и покойной Татьяной Александровной, пусть земля ей будет пухом. – Юленька снова перекрестилась. – Но Марине Киреевской так приглянулся этот портрет, что она стала меня умолять отдать его ей. На нём же ведь была и её обожаемая Татьяна Александровна. Марина предлагала поменяться на что-нибудь, но я не захотела. И тогда она уговорила меня делиться: месяц фотография у меня, а месяц – у неё на тумбочке. Но как Ольга Николаевна и Татьяна Александровна погибли, я захотела её насовсем себе забрать, а Марина заупрямилась, что сейчас её очередь. И что она тоже очень скорбит. И начала рыдать, потому что я… ну… забрать фотокарточку силой хотела. Мы её не порвали. Только рамку разбили. Но классная дама так рассердилась, что приказала отдать карточку Марине насовсем. А это несправедливо. Она ведь моя. Подарок для меня одной.
Юля вновь насупилась. Закусила нижнюю губу, будто вот-вот собиралась расплакаться. Её плечи опустились.
Лиза же и вовсе позабыла о том, что они делали совместные фотокарточки в последнее время. Удовольствием это было недешёвым и не слишком уж популярным среди воспитанниц Смольного. Поэтому Бельской стало чрезвычайно любопытно, какую именно карточку Оля подарила своей маленькой обожательнице.
– Думаю, я смогу помочь вашему горю, – задумчиво произнесла Елизавета. – Попробую поговорить с Мариной Аркадьевной.
– Merci! – просияла Юленька.