Иван тем временем закончил разливать чай по изящным фарфоровым чашкам с узором из золотых роз и расставил на столе вазочки с конфетами и печеньем. Одну из этих вазочек – ту, в которой лежали вишни в шоколаде, Николай придвинул поближе к Лизе.
Бельская с благодарностью улыбнулась ему. Ей стало приятно, что он помнил о её маленькой страсти к шоколадным конфетам с ликёром, которых в Смольном, по обыкновению, не водилось.
– Вы не забыли, Николя? – Бельская почувствовала, что краснеет.
– Что вы любите «пьяную вишню»? – Он с улыбкой взял Лизу за руку и кротко поцеловал её пальцы. – Как я мог забыть? Вы совершенно очаровательны в ваших дамских слабостях, Елизавета Фёдоровна.
Эскис коротко кашлянул в сторону и сделал глоток чая, чтобы прочистить горло.
– Как всё-таки чудесно, что вы нас снова посетили, – повторил Феликс, который не сводил с них глаз. – Признаюсь, я и сам вспоминал минувшее лето в Архангельском много раз.
Лиза подумала, что это отличный повод повернуть разговор в нужном направлении и прояснить детали, которые могли связать Юсуповых с гибелью подруг, и мечтательно произнесла:
– О, вы правы, несомненно. – Бельская отправила в рот конфету и заметно оживилась: – А помните, как вы пригласили для нас фотографа?
– Разумеется, – взгляд Николая потеплел. – Вы бы ни за что не согласились, если бы перед этим Оленька не раздобыла бутылку шампанского и ананас, и вы, четыре негодницы, укрылись в парке, дабы приговорить добычу.
Лиза часто заморгала.
– Не припоминаю ничего подобного, – честно призналась она.
Феликс засмеялся. А его старший брат охотно пояснил:
– Это потому, что вы с непривычки были пьяны, голубушки. Нам пришлось вас прятать в летнем дворце пару часов, пока вы не протрезвели.
Бельская перевела удивлённый взгляд с одного Юсупова на другого, а затем призналась Алексею Константиновичу, который по-прежнему хранил невозмутимое выражение лица:
– Действительно, не помню ничего такого. Быть может, этого не было вовсе?
– Было-было! – не унимался Феликс, обрадованный тому, как оживился его брат. – И нашли мы вас в саду только благодаря вашему хохоту.
– Хохоту? – с сомнением переспросила Лиза.
От вишнёвой конфеты во рту осталась лишь неприятная горечь.
– Натали и Оленька смеялись громче всех, – заверил Николай, а затем припомнил: – Кажется, вы обсуждали некую Жаклин, над которой ваши подруги отчего-то вздумали потешаться, а вы очень обрадовались моему появлению и едва ли не на шею мне бросились. Умоляли, чтобы я заставил их прекратить. Тогда я и понял, что вы ужасно пьяны. И позвал Феликса на помощь. Маменька бы мне не простила. Точно бы решила, что это мне вздумалось вас напоить. Но вы так расстроились. Чтобы вас отвлечь, я тогда и придумал эту историю с фотографом.
– А кто эта Жаклин? – вмешался в разговор Алексей. Он сделал ещё один глоток чая и уточнил: – Ваша подруга из института?
Бельская покачала головой. Она изо всех сил напрягла память. Так, что едва не заработала приступ мигрени. Вспомнила бутылку шампанского и нарезанный кольцами ананас, от которого жутко вязало во рту и жгло губы. Вспомнила даже, как девушки увлекли её в глубь усадебного парка. Но более – ничего. Кажется, они действительно опьянели. Боже! Какой стыд! Счастье, что папенька об этом не узнал.
Лиза прижала ладони к пылающим щекам.
– Нет, увы, я не помню, о ком шла речь. – Она потупила взгляд, не зная, куда деваться. – Единственная известная мне Жаклин – это мадам Жаклин Арно. В детстве она была моей гувернанткой. Но вряд ли мы говорили о ней. Сейчас женщин с таким именем я, увы, не знаю.
Николай поймал её запястье, чтобы снова поцеловать руку. Пальцы Юсупова оказались холодными и чуть влажными. На сей раз его улыбка была доброжелательной и мягкой. Без тени заигрывания, лишь с одной целью в этом интимном жесте – унять её тревогу.
– Вы очаровательны, когда робеете, Елизавета Фёдоровна, – он отпустил её руку. – Но не будем смущать даму, господа. Уверен, что с каждым из нас случались куда более курьёзные и скандальные ситуации, нежели нежданное опьянение до беспамятства в компании близких друзей. Такое, о чём любой бы пожелал поскорее забыть навсегда.
– Воистину так, – охотно согласился Феликс, чья чашка уже давно опустела.
Эскис ничего не ответил. Всё его внимание, кажется, занимал теперь один лишь Николай Юсупов.
В дверях внезапно возник старый дворецкий Павел. В трясущихся руках он принёс новый поднос с чаем. Кажется, старик плохо понимал, что от него требуется, да и вообще, что Иван уже подал угощение гостям. Однако же хозяева не стали одёргивать старика. Видно было, что к нему привыкли и любили его, а ещё искренне уважали за выслугу лет. Не зря же Павла не прогнали со службы даже сейчас, когда он сделался совершенно бесполезен.