Безупречный

Парни болтают вокруг меня, пока я перевязываю руки. Я пытаюсь отстраниться от них, чтобы проскользнуть в ту зону, где все уходит на второй план, и работа, ради которой я пришел сюда сегодня вечером — это единственное, что я вижу.

Но единственное, что я вижу, — красивая девушка с веснушками на переносице, большими, как у лани, глазами, которые смотрят на меня так, будто меня стоит знать, и острым язычком, который заставляет меня смеяться.

Последние две недели я провел, прокручивая в голове все, что было между нами. Думая о заботе, которую она вложила в мое исцеление, об энергии, с которой она планировала благоприятные интервью для меня, о том, как она свистела мне в толпе. Я находил ее там каждый раз, и в моей груди покалывает от сожаления и осознания того, что ее не будет здесь сегодня вечером.

Я почувствовал вкус того, каково это — когда кто-то появляется здесь ради тебя, и теперь я жажду этого. Потребовалось всего два месяца, чтобы захотеть проводить каждое мгновение с другим человеком. Чтобы начать постоянно думать об этом другом человеке. Чтобы почувствовать, что она принадлежит мне.

И я принадлежу ей.

Это самая безумная, необъяснимая вещь, которая когда-либо случалась со мной. И это о чем-то говорит, учитывая все дерьмо, которое я творил.

— Готов? — Тео хлопает меня по плечу, и я вздрагиваю. Ребра уже не болят так, как раньше. Но они при этом не абсолютно здоровы. И ничто не может это компенсировать, потому что плечо тоже все еще в дерьме. Сопровождающие врачи собрали меня по кусочкам, как могли. И, по крайней мере, они не упрекали меня из-за того, что я собираюсь делать сегодня вечером.

— Ты же не позволишь Эмметту победить, верно?

Вспышка сомнения мелькает в моем сознании. Я отталкиваю ее прочь.

— Ни за что.

Я вытащил хорошего быка. Злобного быка. Быка, который делает человека человеком или ломает его, если он берет его на пробежку. У меня есть преимущество — я еду последним. И это значит, что я буду знать, как сильно мне нужно постараться, чтобы заполучить эту пряжку.

Пряжку, которых у меня уже две.

Я не смог отмахнуться от слов моего брата. Сколько будет достаточно? Это вопрос, над которым я размышлял в течение нескольких недель. Рассматривая со всех точек зрения, чтобы понять, могу ли я на это ответить.

Но я не могу.

Я не знаю, когда будет достаточно. Все, что я знаю, — что я все еще чувствую себя неполноценным. Как будто я еще не закончил — как будто я все еще что-то ищу.

— Я иду первым. — Тео ухмыляется. — Яйца к стенке. Верно, босс?

Я улыбаюсь, но улыбка выходит натянутой. До той ночи, когда он был нокаутирован, я никогда не нервничал за него. Я убедил его, что ему нужно надеть шлем. Что фанатки ковбоев все равно захотят его, если он наденет шлем, потому что они предпочитают его ходячую, говорящую версию растительной.

Я киваю.

— Ты знаешь это, малыш. Ударь их шпорами.

Мы крепко пожимаем друг другу руки и хлопаем друг друга по плечу. От этого мне чертовски больно. Он поворачивается и выходит из комнаты, направляясь по туннелю к арене.

Обычно я бы отправился понаблюдать за ним, но сейчас неподходящее время, и я это знаю. Мне не нужно смотреть, как других парней сбрасывают. Прямо сейчас мне нужно сосредоточиться на себе. Возвести ментальные стены.

Я смотрю, как они уходят один за другим, и остаюсь сидеть сгорбленным, упершись локтями в колени и свесив руки между ними. Мои ботинки изношены, разбиты, вероятно, на последнем издыхании. Мы родственные души, мои ботинки и я. Я позволяю своему взгляду блуждать по спонсорским нашивкам на моем жилете, рассматриваю каждую из них. Я носил их с такой гордостью, но сегодня не могу не задаться вопросом, стоит ли рисковать своей жизнью, чтобы сохранить их. Это мысль, которая действительно никогда раньше не приходила мне в голову.

Я отталкиваю ее прочь.

Дверь открывается, и звуки шоу снаружи проникают в комнату. Гул толпы. Хлопающие звуки фейерверка. Грохот голоса диктора. Все так знакомо, это как саундтрек к моей жизни.

— Твоя очередь, Итон. — Тео ухмыляется мне у двери.

— Почему ты улыбаешься, как серийный убийца?

Он улыбается еще шире. Он напоминает мне своего отца. Это место напоминает мне о его отце. В тот год мы все наблюдали за его падением. Дрожь пробегает у меня по спине.

— Эмметт не побил мой счет. Только ты и я, старина.

Одна сторона моей щеки приподнимается, и я впитываю его волнение и энтузиазм. Я думаю, что раньше тоже был таким. Теперь я просто выполняю все необходимые действия.

— Горжусь тобой. — Я хлопаю его по спине, проходя мимо, и иду по темному туннелю к блеску и роскоши арены. На этом мероприятии даже есть болельщицы. Это шоу в Вегасе.

Я не делаю свои растяжки, потому что не думаю, что они имеют значение сегодня вечером. Все напряжено и болезненно.

Три ступеньки вверх, и я в промежуточной зоне, надеваю шлем, наблюдаю, как мой бык, Грязный Макнасти — подходящее чертово имя — агрессивно несется вниз по желобу. Он фыркает и трясет головой, хвост хлещет его по боку, как хлыст. Он взбудоражен.

И впервые за свою одиннадцатилетнюю профессиональную карьеру я чувствую его.