Безутешная плоть

В страхе ты ходишь по комнате. Даже усевшись на кровать, ты понимаешь, что не будешь заниматься тем, чем нужно. Ты плюхаешься на матрас, а насекомые ползут по ножкам кровати и забираются под одеяло. Ты закрываешь глаза, а разум бьется над тем, как уйти от того, что на роду написано. Шаг за шагом ты разрабатываешь план. Ты уедешь туда, где нет людей вроде хозяйкиной племянницы, которые живут воспоминаниями о войне и несправедливости. Кроме того, тебе нужно оградить себя от потрясений, которые несет с собой слишком тесное общение с белыми людьми. Усталость перебрасывает тебя из бодрствования в пределы сна, и ты наполовину надеешься, что не выберешься оттуда.

Когда ты опять открываешь глаза, на западе сердито горит оранжевое солнце. На стене стада муравьев. Они стали огромными, как осы. Вдова в доме поет странную песню. Сопрано светится слоновой костью, а бас блестит эбонитом. Нота за нотой мелодия, содрогаясь, поднимается к потолку. Ты смаргиваешь музыку и насекомых, боясь любых мыслей, но одновременно страшась опустошить разум, вдруг в этом пространстве окажется что-то еще более ужасное.

Единственный признак того, что ты человеческое существо, коим была задумана, твои дипломы и сертификаты. Ты встаешь и вытаскиваешь их из полиэтиленового пакета, куда завернула от влаги и чешуйниц. Плесень щекочет волоски в ноздрях, и ты чихаешь.

В последующие дни, когда поблизости никого нет, ты тайком выходишь из дома и покупаешь на углу газеты. Вернувшись, ты разворачиваешь их на кровати и водишь пальцем по крошечным буковкам, снова разыскивая объявления о вакансиях. Каждый раз, посылая запрос, ты приказываешь себе не ждать и не надеяться на ответ. Разумеется, именно этим ты и занимаешься, проводя много часов у окна и высматривая почтальона.

* * *

Первые несколько раз, когда тебя приглашают на собеседование, ты вне себя от радости и одеваешься тщательно – туфли леди Дианы и костюм, который теперь висит вдохновляюще свободно. Беседующие с тобой молодые люди неизменно улыбаются с отсутствующим видом, вертят в пальцах ручку и называют тебя тетушкой. Один раз это молодая женщина. Ты хочешь сбросить двадцать лет, чтобы крикнуть: «Вот она я, я новая, переделанная, посмотрите на меня, я только начинаю!» Поскольку во многом ты действительно чувствуешь, словно начинаешь все заново, решив, что теперь все получится. Твердя себе, что нужно быть толстокожей и упорной, ты тем не менее пристально, с растущей тревогой все чаще читаешь в газетах истории людей с такими же, как у тебя, дипломами, но получили они их позже и уехали из страны работать в Южную Африку, Намибию или даже Мозамбик и Замбию. Преподавание ты всегда считала лишь временным занятием, но, опустив амбиции на несколько ступеней, в одно прекрасное утро, спотыкаясь, по лестнице в тринадцать маршей поднимаешься в министерство образования и, пройдя по узким темным коридорам, поморщив нос от сигаретного дыма из туалетов, скоро находишь нужную дверь.

Чиновник, сидящий за сломанным столом, чрезвычайно рад тебя видеть. Ты узнаешь, что за все его годы на государственной службе ты первая добровольно вернулась к преподаванию.

Сообщив тебе об этом, маленький костлявый человек выпрастывает палец из потрепанной манжеты и проводит им по мятой ведомости. Несколько минут он изучает ее, а потом предлагает тебе место учителя биологии.

– У меня нет соответствующего образования, – возражаешь ты. – Вы внимательно смотрели мои бумаги? Моя специальность – социология.

Чиновник подтягивает рукава с манжетами и раскачивается на стуле с улыбкой старшеклассника, натаскивающего отстающего первоклашку.

– Вот ваши вкладыши с оценками. – Он бросает листы на стол.

Ты киваешь.

– Мы, разумеется, признаем ваш диплом. Он нашего собственного университета.

Отметая замечанием все возражения, чиновник набирает телефон и выясняет отношения с директором предназначенной им для тебя школы. Они перебрасываются почти неприкрытыми шпильками, пока чиновник в конце концов не дает понять, что может направить кандидатку и в другое место. Через несколько минут он бесшумно кладет трубку на рычаг, но потом давит на нее до тех пор, пока на руке от запястья до пальцев не проступают жилы.

– Сейчас она не может вас принять, – расстроенно сообщает он. – Я хотел сегодня утром. Сразу же. Чтобы с вами поговорила директор. Или ближе к вечеру. Во всяком случае сегодня. Чтобы решить вопрос с местом. Ее зовут миссис Самайта. Прекрасная женщина.

Он царапает номер на клочке распечатки новостей и, толкнув его по столу, объясняет, что надо делать.

– Послезавтра. По ее словам, она найдет для вас время послезавтра.

Миссис Самайта, директор, оказывается грубоватым шумным существом, использующим свои недюжинные способности, чтобы эффективно руководить школой в соответствии с собственными представлениями о корректности.

Когда вы встречаетесь, она разглаживает твои сертификаты и вкладыши:

– У вас есть диплом. Хорошо.