Читаем Безутешный счастливчик полностью

Баба должна быть совершенно натуральной, понятливой, но одновременно глупой и многогранной. То есть быть и тонкой, и толстой, и слепой. И двенадцатиперстной.


«Ленин и теперь жалеет всех живых».


Охвачен метафизическими исканиями.


Стоклеточные шашни.


Тема этой киноленты – некоммуникабельность и детерминированное одиночество.


К этой коллекции цветов 80 года можно еще добавить «андропики дисциплинарные».

И «смихуечки гальванизированные».


Не надо из-за такого вздора опускать нос, опустите пятачок. «Не опускайте пятачок, пожалуйста».


Непригожие, отхожие слова.


Хорошая шуточка Михаила Светлова, отчего он не любит отдавать взятое в долг: «Берешь ведь чужое и на время, а отдаешь свое и навсегда».

Двойною рифмой оперенный стих,Тройным одеколоном окрыленный.

Почему эта девушка оказывает на меня сперматоцидное действие?


Калифорнийская военно-промышленная мафия, окопавшаяся на берегах Потомака.


У этой в глазах – конец мая – начало июня.

А у этой – демисезонные глаза.


Гармония у нас полная. Как в газетах: «Экспансионистские аппетиты Тель-Авива полностью соответствуют авантюристическому курсу Белого дома».


У страха глаза велики, а у меня махонькие, как у бесстрашия.

1984

Мой партнер по стратегическому альянсу.


Мы оказались «за чертой бедности», как выражаются янки.

А вечером росистымДаем отпор расистам.

Кто в тереме живет? Я Венька-вахтер, на язык востер.


Ну, иногда поддам в присутствии дам, имбирную, агдам. А так я хороший.


По радио слушать только синоптиков и только о влажности.


Объявление: меняю гнев на милость. Звонить по телефону: 454–77…


Могильщики социализма.


А как пойдешь в гости, возьми с собой что-нибудь искрометное, меня, например.


Китайский поэт Линь Тяй.


А глас ли это народа? А фолькс ли это штимме?


Прежде у меня были в ходу глаголы перебрать, поддать, а теперь – перекусить, подкрепиться, etc.


Губы синенькие, как апрельское небо. И нос – красный, как Моссовет.

1985

Как увижу черноокую,Промтовары разложу.

Она невзрачна, но целесообразна.

Роман сказал: Глазастая.Демьян сказал: Сисястая.Лука сказал: Сойдет.

А этот дождик в разгар сенокоса был, конечно, спровоцирован израильской агентурой.


И сидят напротив меня три дамы: одна вся такая из себя пасторальная, другая – лунная (именно лунная, в отличие от солнечного супруга), третья – патетическая.

Вы – вы, а не богатыри,А мы – богатыри, не вы.Вы всадники без головы,Вы Щепкины. А я – Куперник.

Или, обращаясь к Мельникову:

Ты – Соловьев, а я – Седой,

Ты – Иванов, а я – Крамской.

Ты – сер, а я, приятель, сед.

Ты – Мельников. А я – Печерский.


А я между тем начал спуск, вошел в плотные слои атмосферы и прекратил свое существование.


О том, как делать массаж утопленникам. «Тому, кто заплывает слишком далеко, грозит переохлаждение».


В пивзале Мосс‹ельмаша›: «пивка для рывка».

Подумай о чем-нибудь другом: о прозябании злаков, о водоснабжении Камеруна…

Под шорох твоих кудрей.

Не инакомыслие, а «супротисловие».

Они вот как шутят:

«Задирая ей подол,Не забудь про валидол».

Самое мое любимое из всех немецких слов – все-таки «vorbei», мимо.

И всего несколько мыслей, но таких приземистых.

И какая-нибудь газета утверждает, что в «Правде» нет ни белков, ни жиров, ни углеводов.

А если и конфликты, то они какие-то ирано-иракские.

Душою надо полнеть, девки, а не телесами. Поэт Алексей Кольцов, от чего-то там отказываясь, говорит: «От этого душа не пополнеет».

Я, как стакан, хрупок и тонкостенен. Я многогранен, как стакан.

А эти поганые мизантропы вот как глядят на осень: а ебал я эту осень, и в туман и в слякоть, и в золото и в багрец.

Пенная Цветаева и степенная Ахматова.

Стрельбище в Мытищах имени Жоржа Дантеса. Краковское высшее артиллерийское училище имени Лжедмитрия I.


Об этом стиле можно жандармским языком так: «Отсутствие особых примет».

Из юмористического словаря Эссара (США): Оптимизм, оптимисты и пессимисты одинаково нужны обществу: оптимисты изобретают самолет, а пессимисты – поражают.


! Слово «интеллигенция» введено и пущено в обиход беллетристом П. Боборыкиным в 70-х гг.

Слово «альтруизм» изобретено Огюстом Контом.


Игра в желябчики, в каракозочки.


Глядя на меня, у меня волосы встают дыбом.


В столице шутют: 99 % мужиков любят толстых баб, и только 1 % очень толстых.


У меня хоть и серые глаза, но душа, душа у меня черноокая.


Блатные о Гамлете: «Тоже он все на придурка косил, на жизнь! Быть или не быть! Надо было сразу мочить короля, а то ходил, ходил, вот и догулялся! Не сумел толком за папаню постоять».


Мне каждый день хочется с кем-нибудь да выпить. Позавчера с Мендельсоном Бертольди. Вчера – с Анкой-пулеметчицей, сегодня – со Склифосовским.

Мне каждый Божий день хочется занюхать чем-нибудь новым: позавчера грейпфрутом, вчера – портьерою, сегодня – и т. д.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное