Безвыходное пособие для демиурга (СИ)

Теперь я внезапно понял, что Николай Петрович вовсе не генерал-лейтенант, а маг, оживший благодаря моим опусам. И, на самом деле, я все-таки умер той ночью, но бог сжалился надо мной и позволил мне в царстве Харона не присоединиться к прочим мертвецам, а написать роман, о котором я так грезил. Но вернул меня в реальность Петрович и именно потому, что меня все равно убьют. Временные потоки и события не изменятся, а я смогу попрощаться с Лерой.

И, на самом деле, уже не важно, соглашусь ли я работать на военную разведку или откажусь — в любом случае из секретных лабораторий я не выйду. Никогда.

Я вернулся единственно ради этого последнего вечера. Попытка побега ничего не даст.

Это, на самом деле, не страшно, осознавать, что все в твоей жизни происходит в последний раз. Просто душа не хочет этого принимать — и все…

Смеркалось. Мы сидели с Лерой на берегу реки и смотрели, как в воде отражались первые звезды.

Целый вечер вдвоем. Последний.

Я старался ничего не ляпнуть, не испортить маленький праздник.

И когда мы вернулись ко мне домой, задернули шторы, и упали в объятия друг друга, меня не оставляло ощущение, что я настоящий в это время сижу где-то в пещере и стыдливо отворачиваюсь.

Наверное, так и сходят с ума.

Сначала чувствуют раздвоение тела, потом — души, и в итоге — происходит вполне реальное расслоение личности. И приходит шизофрения обыкновенная. Просто, я продержался дольше всех остальных, попавших в зону действия этой проклятой программы.

Что ж, это был единственный поступок в сложившейся ситуации, воистину достойный мужчины — за ночь сойти с ума.

Спецслужбы оставили бы Леру под наблюдением на тот случай, если лет через двадцать я вдруг вернусь в сознание. Меня поместили бы дурдом, где я вел бы существование овоща, а во снах писал бы свои гениальные романы. В реальности мои закорючки годами бы пытались расшифровать и психиатры, и майоры.

Пожертвовать собой, своим разумом, чтобы оградить Леру? А если это не поможет, хватит ли потом у меня мозгов, чтобы покончить жизнь самоубийством?

Лера прижалась ко мне и уснула.

Бедняжка, она так намучилась за это время!

Я смотрел на Лерины локоны, которые во мраке казались похожими на волны засыпающего безбрежного океана, и думал, что, может быть, истинное счастье и есть осознание того, что ты — не одинок.

Утром за мной придут. Обмануть спецслужбы и «закосить» вряд ли удастся. Выброситься из окна — и оставить Леру одну, без тени надежды? И этим поступком самому подписать Лере приговор? Нет, лучше уйти с солдатами.

Может быть, мою смерть спецслужбам удастся скрыть от родных и от Леры. А там случится какой-нибудь переворот местного значения: свергнут очередного «царька», раскрутят родственников этого мэра или губернатора, и начнутся громкие судебные дела о коррупции. Время пройдет, дело замнут, Леру пощадят. Глеб похлопочет, все-таки, друг.

Уйти в лабораторию, подписать бумаги — а что мне еще остается?

Лера спала. Наивная, похоже, она поверила Петровичу.

Собственно, я бы сам ему поверил, если бы не написал свой роман. Я был таким же, как и Лера сейчас, но до того, как провалился в волшебную пещеру. Теперь я изменился, и не важно: подействовало ли на меня облучение программы, или я настолько вжился в придуманные образы, что разучился верить в бескорыстное добро.

Господи, а ведь меня вернули в реальность, чтобы я не просто попрощался, но и закончил все свои дела. Впереди — целая ночь. Я должен дописать роман. Непременно!

Вот если поубивать их всех, этих чертовых волшебников и инквизиторов, сжечь их в своей книге прямо в главном офисе — поможет ли это в реальности? Испепелит ли фантазия Петровича? Наверное, нет.

В глубине души я понимаю, что мой магистр и генерал-лейтенант — это совершенно разные люди. Ведь инквизитора здесь нет. Нет и тех ищеек, что работали на Орден. Может быть, они никогда не проникнут в этот лаз, потому что бог создает его для писателей, для сказочников, вроде меня, а не для убийц, мечтающих о мировом господстве!

Значит, остается лишь дописать окончание — причем — любое. Оно не сбудется. Зато от меня останется томик, чтобы кому-то скоротать с ним пару вечеров.

И пусть я умру, но мое имя появится на обложке самой настоящей книги. Это будет означать, что, не победив, я не проиграл.

Завтра меня уведут. Там мне, наверняка, разрешат писать. Но…

Но книга была написана в этой комнате, пусть и в ином времени, и потому здесь же я хочу ее и завершить.

А Лера пусть спит. Ведь чем больше я смотрю на нее, тем слабее становлюсь. Я и так уже растерял все свое мужество. Еще немного, и я сойду с ума оттого, что мне оставили право выбора!

Человеку проще жить в жестких рамках, когда любое решение и ответственность за результат всегда лежит на начальнике, боге, да на ком угодно!

Самое тяжелое в жизни — это именно принятие решений.

Лера или роман?

В пещере не было этого выбора. А в жизни он появился. Причем он возник именно сейчас, когда нужно дописать последнюю главу или побыть со спящей Лерой. Почему нельзя получить все сразу?