– Пришлось постараться, достать журналы у капитана порта, – объяснил он.
Я вспомнила полосу крови на его горле.
– Как ты их достал?
– Правда хочешь знать?
Я откинулась на спинку стула.
– Не очень.
Сейнт молча попивал чай. Чашка выглядела крохотной в его руке – на голубую краску падал свет, отчего она поблескивала на ободке. Сейнт потянулся к карману и положил на стол сложенный пергамент.
– Твоя лицензия.
Я уставилась на лицензию, слегка боясь прикоснуться к ней. Словно она испарится, как только я прочитаю текст. В моем горле снова застыли слезы.
– Той ночью, – голос Сейнта пронзил тишину, но он не поднял на меня взгляда, – не знаю, как я потерял ее.
Я распрямила плечи, чашка дрогнула в моей руке. Я поставила ее на стол.
– Вот она была рядом, а потом… – Он выдохнул. – Корабль накрыл шквал, и Изольда пропала.
Я обратила внимание на что, что он назвал маму по имени. Как оно слетело с его губ. Словно молитва. Оно пронзило мое сердце насквозь.
– Я оставил тебя на Джевале не потому, что не люблю тебя.
– Сейнт. – Я попыталась остановить его.
Но он не обратил на меня внимания.
– Я оставил тебя, потому что…
– Неважно.
– Важно. – Он поднял взгляд, его голубые глаза окружали покрасневшие веки. – Я оставил тебя там, потому что никогда ничего не любил на этом свете так, как тебя. Ни Изольду. Ни торговлю. Ничего.
Обжигающие слова заполнили собой всю таверну и так крепло скрутили меня, что у меня сперло дыхание. Они давили меня, пока моя душа не приняла странную неузнаваемую форму.
– Я не планировал быть отцом. Не хотел им становиться. Но когда впервые взял тебя на руки, ты была такой малюткой. Никогда в своей жизни меня не переполнял такой страх. Кажется, я вообще не спал с момента твоего рождения.
Я смахнула слезу с подбородка.
– Ты понимаешь, что я говорю?
Я кивнула, не в силах что-либо произнести. Он развернул руку на столе и потянулся ко мне, но я не взяла его ладонь. Вместо этого я крепко обняла себя руками и прильнула к нему. Прижалась лицом к его пальто, как в детстве, а его руки обняли меня. Я закрыла глаза, по щекам потекли ручейки горячих слез.
Ничего нельзя изменить. Никакие деньги или власть не смогут повернуть время вспять к той ночи в Силках Бури или к тому дню, когда Изольда из ниоткуда попросилась на корабль к Сейнту. Все это длинная череда трагически прекрасных событий, которые скрепляли нас.
Но больше всего сердце разбивало то, что после всего, благодаря какой-то невидимой темной силе, я все же гордилась тем, что родилась дочерью Сейнта.
Его грудь вздымалась, а рука крепче сжалась вокруг меня, прежде чем Сейнт убрал ее. Я вытерла лицо, шмыгая носом, Сейнт полез в карман.
В его пальцах сверкнула серебряная цепочка. Ожерелье моей мамы.
– Она бы хотела, чтобы оно было у тебя, – сказал он дрожащим голосом.
Я подняла его за цепочку, кулон упал мне в ладонь. Морской дракон из зеленого морского ушка сиял на свету, переливаясь голубыми и фиолетовыми волнами. Я чувствовала ее в нем. В воздухе появился призрак мамы.
– Уверен? – прошептала я.
– Уверен.
Я зажала кулон в ладони, меня окутало отчетливое пение.
Прозвенел портовый колокол, когда я положила ожерелье в карман.
– Пора идти, – хрипло проговорила я. Команда будет ждать.
Сейнт подлил себе чая.
– Направляешься в Серос?
Встав, я кивнула. Мои губы растянулись в улыбке.
– Увидимся там?
Он поднял чашку, не открывая от нее взгляда.
– Увидимся там.
Я толкнула дверь и подняла воротник куртки, чтобы защититься от утренней прохлады. В деревне уже кипела жизнь, улицы наполнили тележки, в магазинах открыли витрины. Я устремила свой взгляд на воду и направилась к порту.
Вдруг в окне промелькнуло отражение фиолетового цвета, я резко остановилась, устремив взгляд на противоположную сторону улицы. Голландия стояла в сводчатом дверном проеме «Вульфа и Энгеля», колко смотря на меня. Ветер раздувал меховой ворот ее накидки, доходившей до ее подбородка. На ушах висели сверкающие серьги, выглядывающие из-под ее волос.
Она была по-прежнему роскошна. Красива. Хоть она и лишилась перстня и лицензии, у нее все еще оставались деньги. Голландия никогда не будет в чем-либо нуждаться, и что-то подсказывало мне, что она найдет способ заполучить хотя бы кусочек свое прежней власти в Бастиане. В любом случае ее никогда не интересовал Узкий пролив.
Она стояла как вкопанная, даже не моргала, но затем направилась внутрь чайной.
И могу поклясться, что, когда она оглянулась через плечо, прежде чем скрыться в заведении, я увидела улыбку на ее лице.
Сорок один
Пойма Сегсей исчезла, как скрытое туманной пеленой воспоминание сна.
Я стояла на самом верху фок-мачты, затягивая снасти; ветер все сильнее надувал паруса. Они выгибались ровными дугами на фоне голубого неба. Услышав, как соленый ветерок обдувает парусину, я закрыла глаза. Втянула в себя воздух и прильнула к мачте, понимая, что ни за что в своей жизни не хотела бы сходить с этого корабля.