БЕЗЫМЯННЫЙ ЗВЕРЬ

– Здор-р-ровый бугай, измотал сука, пока вязали, – рыкнул взмокший от пота капитан Губенко, отирая рукавом синюшно-бледное лицо, – в гараже подвал был, а там cхорон, товарищ полковник, четыре на шесть со всеми удобствами. Шкаф с инструментами в гараже сдвинули, а под ним люк. Взялись за кольцо – снизу очередь. Ляхова в бедро зацепило. Мы туда для профилактики лимонку. Пятеро угомонились совсем, а этих троих повязали. Внизу еще двое чехов додыхают.

– Фамилия? – глядя мимо старика, тускло и буднично спросил Лютиков.

– На тот сивет… бес фамилия… ходят, – равнодушно, с отдышкой ответил старик.

– Не-е, козел вонючий, мы тебя на тот свет так просто не отпустим, – выхрипнул, скрипнул зубами старшина Рябов, – гляньте, товарищ полковник, каку коллекцию мы там надыбали. Это ж… они всё… вот эти лютовали!

У старшины осекся в мучительном спазме голос.

Он протянул пачку цветных фотографий. На них позировала по одному-по двое группа бандитов в разгаре пыточного апофеоза. На небритых ряхах маслилось удовольствие.

Финка, наполовину воткнутая в грудь, пальцы на рукоятке заляпаны красным.

Приспущены штаны на раздвинутых ногах, бурое месиво в промежности.

Взрезанный живот, сизый ком вспученных кишок.

Раскрытый в крике рот на безумном лице, студенистый комок глаза на щеке рядом с пустой глазницей.

Лютиков скособочил голову, отвел глаза, хватая ртом разреженный воздух. Надсадно бухало в грудь сердце.

– Ваша работа? – скорее утверждая, чем спрашивая, кивнул на снимки, обращаясь к старшему.

Тот молчал, смотрел вдаль, в развороченную панораму села, вязко двигая челюстью.

– Командир тебя, черножопая блядь, спрашивает?! – диким ревом прорвало Рябова. Короткопалой, бурой от крови и копоти ладонью хрястнул он по ненавистной физиономии, вмял пальцы в глазницу, в седую щетину, рванул туземную морду в развороте к Лютикову.

– Фамилия? – еще раз слросил полковник.

– Тушхан-оглы Абдурзаков его фамилия, – стек скрипучий голос с дворцового крыльца.

Будто током ударило «прочесную» команду. Горбилась меж каменно-резными столбами крыльца древняя старуха. Блекло-сивая прядь свисала из-под черного платка по сморщенной, перепаханной морщинами щеке.

– Кто ты? Бабка, что ль, Тушхана? – через паузу выцедил полковник.

– Жена, – с натугой продралась сквозь свою доисторическую суть дворцовая мату.

– Не проходишь ты ему в жены по годам, гражданка, -отрешенным прищуром соразмерил и определил Лютиков.

– Жена я ему, господин офицер, – повторила бабка.

– Русская? – угрюмое, недоверчивое изумление завладевало спецназовцем.

– Одной мы крови, одного замеса с вами, славянского.

– С той разницей, что не я людоедов нарожал.

– Нечего мне сказать на это, сынок.

– Видать, несладко-то в женах у этого жилось… в бабки ему годишься.

– Кому в полоне у хазарина сладко жилось.

Вздыбил шерсть на лице, что-то ненавистное рыкнул по-азербайджански старший бугай.

И еще раз хрястнул по ненавистной морде Рябов, сотрясаясь в нетерпении:

– Пока заглохни, гнида! Ты еще свое нам обскажешь… скоро уже.

– В полоне? – переждал полковник.- Хазарский полон, помнится, в века ушел.

– Не ушел он, сынок. И не уходил с тех пор. Тут он, в костях, в крови нашей. Только одним это дано видеть, а другие будто ослепли и оглохли.

– Неужто Ивана для тебя на Руси не нашлось? – горьким гневом опалило Лютикова. – Что, хоромы, золото, ковры сманили, на которых вампиров зачинала?

Вели они дикий, несуразный для всех разговор над грудой истерзанных трупов.

– На! Гляди! – швырнул полковник веером на крыльцо цветные снимки. – Вот они, выблядки твои, вурдалаки, вместе с чеченцами нашим мясом, нашей кровью чавкают!

– Догадывалась я, командир, – глухим, звериным рыданием вырвалось из старухи, – только что я могла… сорок лет в этой клетке безвылазно отсидела в качестве русской «биляди». Имя свое Ирэна и по большим праздникам не слыхала. «Дженщиной» была для ломовой работы. А насчет Ивана… был у меня Иван… Ванечка Пономарев, – изнемогала в горе старуха, – да не сложилась свадьба, не судьба с ним счастье разделить.

Дрогнул, оторопело всмотрелся в ископаемую фигуру Лютиков – не далее часа назад отдал ему по рации приказ о зачистке Кара-махов командир, генерал Пономарев Иван Алексеевич, годившийся старухе разве что в сыновья.

Однако стряхнул наваждение полковник: мало ли Пономаревых на Руси бабы на свет произвели.

– Значит, не будет им от тебя пощады, сынок, – немного погодя тускло спросила бандитская жена.

– А ты бы пощадила на моем месте? Мне их положено на допрос в штаб спровадить. Для начала. Ежели, конечно, до этого ничего с ними не стрясется.

Передернуло, скособочило старшину Рябова: стрясе-о-о-о-отся, еще как стрясется, командир.

– Не гоже у меня такое спрашивать, господин полковник, – сурово отозвалась старуха, – врать ответом не хочу. Как душа подсказывает – не должна. Поступай по совести, сынок.

– Нам не совесть команду дает сейчас, бабка, а закон военного времени, – врезался Рябов, – разрешите действовать, товарищ полковник? Они у меня разговорятся, ваххабитские пауки, все выложат.